Михаил Булгаков. Три женщины Мастера
Шрифт:
Именно это кредо: никогда не терять достоинства, быть честным и правдивым в творчестве и жизни приводило Булгакова к неисчислимым бедам и мукам и… в какой-то мере спасло писателя от гибели, поскольку он считал виновником развала страны не отдельную личность, а систему государства.
Он никогда ни письменно, ни устно не высказывался в поддержку главного оппонента Сталина Льва Троцкого, более культурного и интеллигентного, чем вождь, но тоже ярого апологета советской власти, организовавшего кровавое подавление Кронштадтского мятежа матросов, требовавших выведения большевиков из Советов солдатских депутатов. В то же время гениальный театральный режиссер Всеволод Мейерхольд посвятил свой спектакль «Земля дыбом» «Первому красноармейцу Троцкому» и после этого был обречен на гибель. Великий поэт Осип Мандельштам открыто высмеивал марксистское учение о базисе и надстройке, с иронией спрашивал у друзей: «Вы знаете, где мы живем? – и сам отвечал: В надстройке!»,
В похищении главы РОВСа генерала Кутепова участвовала группа из 60 агентов НКВД, и потом все они были расстреляны как ненужные и опасные свидетели. Такова была практика ИНО НКВД – уничтожать своих бывших агентов. Для этого им предлагали вернуться в Москву, где ликвидировали без суда и следствия. Первым отказался вернуться в Москву руководитель внешней разведки страны Игнас Рейс (Порецкий), после чего его машина на дороге в Женеву была изрешечена пулями. При странных обстоятельствах скончался в больнице г. Ниццы 47-летний Федор Федорович Раскольников, бывший полпред СССР в Болгарии, тоже не решившийся вернуться на родину. Печальная участь постигла в Москве бывших дипломатов Л. М. Карахана и В. А. Антонова-Овсеенко. «Прозревший» Федор Раскольников в своем открытом письме Сталину называет его «коварным клятвопреступником», нарушившим свои клятвы Ленину: «В лживой истории партии, написанной под вашим руководством, вы обокрали мертвых, убитых и опозоренных вами и присвоили себе все их подвиги и заслуги».
Раскольников действительно стал глубже разбираться в хитросплетениях новой жизни и, наверное понял, что в тридцатые годы, руководя Реперткомом, совершенно не обоснованно обрушивался на сатирические произведения Булгакова. Другой хулитель Булгакова – писатель Михаил Кольцов – возвращается из Испании, где пытался вместе с большой группой других агентов провести социалистическую революцию, осуществляя сталинскую мечту о победе коммунизма во всем мире. Сталин выслушивает его доклад о провале своей затеи с мрачным видом и бросает из-под нахмуренных бровей злой взгляд на Кольцова. Б. Ефимов думает, что судьбу брата решил этот взгляд, неудовольствие вождя книгой брата «Испанская весна», где романтично и наивно описывается непонимание трудовым людом Испании выгод от социалистической революции. В какой-то мере это так. Но уничтожается Кольцов в первую очередь как агент НКВД.
Сталин сделал исключение лишь для одного своего агента – Наума Эйтингона, организовавшего убийство Троцкого, и в присутствии Молотова обещал ему, что «ни один волосок не упадет с его головы». Но и это обещание не сдержал – в конце жизни Эйтингон угодил во Владимирский централ.
Булгаков, наблюдая за тем, как Сталин лихо разделывается с его главными врагами – Раскольниковым, Кольцовым и другими, начинает думать, что вождь пытается навести в стране порядок, хотя бы в области литературы. Поэтому именно на него будет походить один из героев будущего булгаковского романа «Мастер и Маргарита» Воланд, расправившийся с руководителем писательской организации МАССОЛИТ, издающей массовыми тиражами примитивнейшие, устраивающие власть произведения. По радио постоянно звучат стихи Михаила Светлова: «Я хату оставил, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Булгаков думает: у себя в России землю не получил, а собрался сделать это в чужой Испании. «Отряд не заметил потери бойца и «Яблочко»-песню допел до конца» – так заканчивались стихи. Булгаков уже давно написал в «Записках юного врача»: «Проклятие войнам – отныне и навеки!»
Бесконечные суды над «врагами народа», резко меняющиеся взгляды вождя на известных в стране людей, обстановка доносительства и террора, подозрительность к Булгакову самого руководителя НКВД Ягоды несколько отвлекают писателя от семейной жизни.
Как вспоминал племянник Любови Евгеньевны И. В. Белозерский, «Елена Сергеевна Шиловская часто и запросто бывала в доме Булгаковых и даже предложила ему свою помощь, так как хорошо печатала на машинке. Приятельницы советовали Любови Евгеньевне обратить на это внимание, но она говорила, что предотвратить все невозможно, и продолжала
В ноябре 1932 года Булгаковы разошлись. Любовь Евгеньевна, как всякая оставленная женщина, была оскорблена и это чувство сохранила надолго: «Не буду рассказывать о тяжелом для нас обоих времени расставания. В знак этого события ставлю черный крест, как написано в пьесе Булгакова “Мольер”».
Однажды И. В. Белозерский спросил Любовь Евгеньевну: «Ведь не всегда Михаил Афанасьевич был к тебе справедлив, а ты это совершенно обошла в своих воспоминаниях». «Он так много страдал, что я хочу, чтобы мои воспоминания были ему светлым венком», – без колебаний ответила она.
Казалось, она была готова к любым поворотам жизни. После развода Любовь Евгеньевна занималась литературой и художественной деятельностью, работала референтом у академика Тарле, потом устроилась младшим редактором в издательство журнально-газетного объединения, сотрудничала с журналом «Огонек», несколько лет трудилась в редакции «Исторические романы» в издательстве Большой советской энциклопедии. По совету друзей написала воспоминания о Булгакове. Рассказывала о Булгакове всем желающим и в аудиториях, и дома, куда приходили любители творчества великого писателя. Никому не жаловалась на жизнь, в общем-то не очень ласковую к ней и довольно бедную. В 1978 году ее пригласил Орловский драматический театр на премьеру спектакля «Дни Турбиных». Спектакль удался. Скромный банкет затянулся за полночь. Все удивлялись, как легко и изящно танцевала Любовь Евгеньевна, как остроумно шутила, хотя ей было тогда уже восемьдесят три года. Один из артистов на прощание ей сказал: «Вы – отличный парень!» Она скромно улыбнулась: «Вы говорите это второй. Первым меня так назвал Булгаков! В посвящении на сборнике “Дьяволиада”: “Моему другу, светлому парню Любочке…”»
Силы постепенно покидали Любовь Евгеньевну. Ее не стало 27 января 1987 года.
Глава шестнадцатая
В погоне за счастьем
Можно подумать, что Булгаков следовал напутствию, сделанному ему в молодости Алексеем Николаевичем Толстым о том, что писатель должен иметь трех жен. И хотя Булгаков забыл о его словах, жизнь привела его к третьему браку.
С Еленой Сергеевной Шиловской Булгаков познакомился в феврале 1929 года. Родилась она 21 октября 1893 года. Ее отец, Сергей Маркович Нюренберг, был учителем, потом податным инспектором, увлекался журналистикой. Мать, Александра Александровна, была дочерью священника. В 1911 году Елена Сергеевна окончила гимназию в Риге. В 1915 году семья переехала в Москву. В декабре 1918 года в возрасте двадцати пяти лет в церкви Симеона Столпника на Поварской она обвенчалась с адъютантом командующего 16-й армией РККА Юрием Мамонтовичем Нееловым – сыном известного артиста Мамонта Дальского. Брак был по-юношески легкомысленным и быстро распался. Вращаясь в обществе военных, Елена Сергеевна познакомилась с Евгением Александровичем Шиловским, человеком красивым и серьезным – помощником начальника Академии Генерального штаба, начальником штаба Московского военного округа, доктором наук, профессором. Они поженились. «Муж ее был молод, красив, добр, честен…» – эти слова из «Мастера и Маргариты» вполне можно отнести к Шиловскому. В момент брака ему шел тридцать второй год, карьера развивалась благополучно, он избежал репрессий среди военного командного состава, стал генерал-лейтенантом. У Шиловских родились два сына: Евгений (1921) и Сергей (1926). Внешне семья выглядела благополучной во всех отношениях. Тем не менее Елена Сергеевна писала сестре Ольге:
«Мне иногда кажется, что мне еще чего-то надо. Ты знаешь, как я люблю Женей моих, что для меня значит мой малыш, но все-таки я чувствую, что такая тихая семейная жизнь не совсем по мне. Или вернее так: иногда на меня находит такое настроение, что я не знаю, что со мною делается. Ничего меня дома не интересует, мне хочется жизни, я не знаю, куда мне бежать, но хочется очень. При этом ты не думай, что это является следствием каких-либо неладов дома. Нет, у нас их не было за все время нашей жизни. Просто я думаю, что во мне просыпается мое прежнее “Я”. С любовью к жизни, веселью, шуму, к людям, к встречам и т. д. и т. д. Больше всего на свете я хотела бы, чтобы моя личная жизнь осталась при мне и, кроме того, было бы еще что-нибудь в жизни, как у тебя театр».
Эти мысли не покидали Елену Сергеевну, мучили ее сознание, терзали душу, и через месяц она отправила сестре второе письмо:
«Мне чего-то недостает, хочется больше в жизни света, движения. Я думаю, что мне просто надо заняться чем-нибудь… Женя занят почти целый день, малыш с няней все время на воздухе, и я остаюсь одна со своими мыслями, фантазиями, неистраченными силами…»
Значительно позднее Елена Сергеевна возвращалась к этим письмам: «Откуда были эти мысли? И чувства? И, читая их, я понимала, почему у меня была такая смелость, такая решительность, что я порвала эту налаженную, внешне такую беспечную, счастливую жизнь и ушла к Михаилу Афанасьевичу на бедность, на риск, на неизвестность».