Михаил Черниговский
Шрифт:
– Ты же человек денежный, Бурхан, - возразил Михаил.
– Денежный-то денежный - это верно, да деньги-то теперь не мои, а ханские. Пусть дружинники кормятся за свой счет или за княжеский. Аль мало денег в вашей княжеской казне?
После долгих споров и пререканий все же урегулировали и эту проблему. Охранников снабдили сухими запасами продуктов, солониной, сухарями, ржаной мукой, сушеными фруктами и небольшой суммой денег из княжеской казны для закупок в дороге.
Накануне дня отплытия Михаил решил провести время с дочерью в ее монастырской келье. Боярину Феодору, своему ближайшему помощнику, он поручил
Мария встретила отца в своей келье заплаканная и еще более постаревшая. Лицо ее было осунувшимся, обострившимся.
– Над чем трудишься, доченька?
– спросил ее Михаил.
– Да вот, пишу о Ситской битве, сражении русского войска с Батыевыми полчищами. Горестное и трагическое событие.
– Ты уже писала об этом.
– Решила, что надо бы внести в мое повествование больше трагизма. Сколько же русичей в этом сражении полегло! И князья некоторые. А мой супруг Василько, тяжело раненный, был пленен, по приказу Батыя подвергался мученическим истязаниям и потом умерщвлен. Сперва хан предлагал Васильку служить ему и перейти с остатками своего войска к монгольским полчищам. Василько с негодованием отказался и за это поплатился жизнью.
– Откуда тебе известны такие подробности?
– Сему был свидетель один из воинов Василька. Хан отпустил этого израненного воина, чтоб он известил о гибели Василька меня и наших сыновей. С нами укрывался в Белоозере и наш ростовский владыка. Он и отправился на место бывшей ханской ставки, где был предан земле Василько. Его тело удалось извлечь из временного захоронения и погрести в Ростове со всеми почестями.
– Грустную историю ты мне рассказала, доченька.
– Думаю, как бы более правдиво передать ее летописным языком и заслужить одобрение владыки.
Монахиня протянула отцу книгу с исписанными крупным почерком листами. Это был черновик, который монахи-писцы должны были переписать начисто. Михаил углубился в чтение, попутно похвалив дочь:
– Вижу, кропотливый твой труд, матушка. Похвально твое старание.
– Да уж как надоумил Господь.
– Похвально, доченька, зело похвально. Кто-нибудь еще знакомился с твоими рукописями?
– Владыка читал. Услышала от него полезные советы. Еще прочитала свои наброски сынкам. Слушали с вниманием, особенно старший. Задавали множество вопросов, особенно о судьбе отца, Василька.
– А если отца твоего постигнет та же горькая участь, что и супруга?
– Ну вот еще… Надейся, батюшка, на лучший исход поездки в ханское логово.
– Кто же может предвидеть благополучный исход! Кто может предугадать, что в мыслях хана, чем я ему не угодил!
– Усерднее молись и надейся на лучшее, батюшка, - повторила Мария.
– Хватит ли молитв?
Оба помолчали. Разговор на грустную тему встревожил обоих. Переменили ее и заговорили о детях, старшем Борисе и младшем Глебе, их уроках и наставниках. Мать давала сыновьям уроки по русской истории. Борис уже прошел обучение по этому предмету и теперь в основном осваивал конную езду, преодоление препятствий на коне, стрельбу из лука под руководством старого дядьки-наставника. В летние месяцы княжич упражнялся в плавании в водах озера Неро. Младший, Глеб, еще продолжал заниматься кабинетными науками, хотя приобщался и к верховой езде.
– Жалко покидать ваш гостеприимный дом. Неведомо, что ждет меня в Сарае, - невольно вырвалось у Михаила.
– Оставь тревожные мысли, батюшка, - пыталась успокоить его дочь.
– Сие превыше моих сил. Кто знает, что ждет меня в ханском логове…
И Михаил тяжело вздохнул.
Чтобы отвлечь отца от горьких мыслей, Мария вызвалась познакомить его с новой росписью в монастырском храме. Он был небольшим, рассчитанным на проживающих в обители. Его украшал временный иконостас, сооруженный наспех. Теперь над ним работали искусные иконописцы, в просторечии богомазы, выписанные из Белоозера. Этот старинный город не пострадал так, как пострадали от Батыева нашествия города волжско-окского междуречья. Здесь сохранились опытные иконописцы. Теперь они трудились в ростовской земле, а потом собирались перебраться во Владимир-на-Клязьме.
В монастырском храме работали три иконописца, люди уже немолодые и, как видно, знающие. При каждом состоял подмастерье, растиравший краски, наносивший цветовой фон на икону и выполнявший второстепенные детали. А основную фигуру иконописного образа тщательно выписывал сам пожилой иконописец. Иконостас был задуман как трехъярусный. Верхний, третий ярус упирался в потолочное перекрытие. Образа нижнего яруса писались укрупненно и воспроизводили Иисуса Христа, Богоматерь и ведущих апостолов.
Михаил с интересом рассматривал незавершенные работы иконописцев и обменивался впечатлениями с дочерью.
– Коли вернусь в Киев живым и невредимым, займусь восстановлением собора Святой Софии, - мечтательно произнес он.
– Разумное желание, батюшка, - поддержала его дочь.
– Если бы ты видела, доченька, как этот главный собор на Руси был захламлен, загажен ворогами! Сколько сил и стараний пришлось затратить моим людям, чтобы привести его в божеский вид, навести в нем чистоту! Ордынцы жгли в соборе костры, держали лошадей.
– Трудно представить себе такое.
– А представь. Я тебе правду говорю. Все же собрали киевлян и с потугами навели порядок в соборе. А иконостас так и не удалось восстановить.
– О грустных событиях сообщаешь, батюшка.
– Иконостасные иконы выломали и сожгли тут же в храме на кострах. Драгоценные камни, кои украшали их, тоже выломали и разворовали.
– Можешь не рассказывать мне, батюшка, сию печальную историю про судьбу киевского храма. Такое нам ведомо. И здешние храмы весьма пострадали.
– Остается лишь вздохнуть, доченька.
– А я бы сказала - неистово трудиться на благо возрождения.
Посетив монастырский храм, инокиня с отцом возвратились в келью. Заговорили о делах семейных.
– Борисушке приглядели невесту, - произнесла Мария.
– Муромская княжна.
– Слышал уже об этом, - отозвался Михаил.
– Посылали в Муром сваху, вдовую боярыню. По ее словам, княжна хороша, но еще слишком юная.
– Дай-то Бог, чтоб семья у Борисушки сложилась добрая. Не жалеешь, доченька, что не успела Васильку, великомученику, дочерей нарожать?
– Конечно, жалею. Двух сынков достаточно, чтобы удел не дробить на много частей. А дочери помогли бы завязать семейные узы с другими Рюриковичами. А может быть, и не только с Рюриковичами.