Михаил Федорович
Шрифт:
— Вещун он у меня, — вкрадчиво сказал он.
Дуня принесла ломоть. Княгиня боязливо подала медведю хлеб, и тот, взяв его, глухо замычал от удовольствия.
— Замычал, замычал! — закричали девушки.
— С князинькой!-нагло сказал поводырь, низко кланяясь.
Княгиня вспыхнула, как маков цвет, и сказала, обращаясь к пожилой девушке:
— Мишу наверх отведешь, немного погодя, а их Степанычу накормить вели, да пиво пусть выставит! — и она вперевалку пошла в покои, где было полутемно и прохладно.
— Ну что вам, девушки, любо? — совершенно меняя тон, спросил рыжий. — Сплясать, что ли?
— А
Пожилая девушка села подле Миши и ласково обняла его. В это время Миша вдруг вскрикнул. Ему показалось, что слепой старик стал зрячий и пристально смотрит на него.
— Что ты, родимый? — встревожилась девушка, но Миша уже оправился и смотрел на скомороший пляс, а в это время слепой гудошник под грохот нестройной музыки сказал рыжему:
— Как его ты возьмешь, Злоба? Ишь сколько девок вокруг. Какой вой подымут!
— Не бойся! — ответил Злоба. — Коли Поспелко взялся, так ногу из стремени скрадет, не то что! — И он толкнул в бок раскосого поводильщика козы.
— Удумал, Поспелко?
Тот ухмыльнулся.
— Беспременно заночевать надо, — сказал он.
До самого заката солнца потешали скоморохи всю дворню и так уважили, что Степаныч, княжий дворецкий, не только отпустил им пива, но даже выставил красоулю [61] крепкого меду. Поздним вечером сошли сверху и сенные девушки, и много времени продолжалось бражничество в княжеской усадьбе среди дворни и скоморохов.
61
Красоуля — кружка, чаша.
Рыжий стал расспрашивать Степаныча:
— Чья усадьба-то будет?
— Князя Теряева-Распояхина, — коснеющим языком ответил Степаныч. — Первеющий князь! Теперь у царя, у батюшки, в окольничих. [62] Во-о! — И он поднял вверх корявый указательный палец.
— Один сынок-то?
— Как перст. Теперь княгинюшка опять понесла. Пошли ей Бог здоровья!
— Хороша княгинюшка ваша! — ввернул свое слово косоглазый Поспелко.
Золото! — вмешалась Дунька.-— Она из простых, вроде как мы с Матрешкой, ну, и душа с нами!
62
…теперь у царя… в окольничих…— В Боярской думе было 4 чина: 1-й (высший) — думный боярин, 2-й — окольничий, 3-й — думный дворянин, 4-й — думный дьяк.
— Ишь ты!
Антон сказывал, что князюшка нашего ляхи посекли, он его на мельнице укрыл, а она, выходит, княгинюшка-то наша, там за ним и ходила, раны заговаривала.
— Ратный человек?
— Наш-то? Первый воин. Он и ляхов бил, и Маринку изловил, а впоследях самого дьявола сымал. Вот он какой!
— А что же у вас ратных людей нету? — спросил слепой старик.
— Ратных-то? У нас полтора сорока [63] ратных людей, а сейчас всего десять — потому что князь их на Москву увез. Для почета, слышь!
63
Сорок —
А пьянство шло своим чередом, и к полуночи половина пирующих лежала под лавками.
В то время Поспелко толкнул Злобу и вышел с ним на двор.
— Идем, что ли, — сказал он. Злоба даже опешил.
— Красть?
— Уготовиться, дурья голова, — ответил Поспелко. — Иди, что ли, мне твоя сила нужна. — Он обогнул терем, перешел задний двор и спустился в сад. Перейдя его поперек, он остановился у высокого тына и сказал, указывая на крепкий столб:
— Расшатать да вытащить его надобно. Вот что! Мы подкопаем его, а там палку подложим, ну и подымем!
— А для чего?
Поспелко засмеялся.
— Тебя на место его поставить: дубина, право слово! Зачем тын ломают? Да для того, чтобы дорогу иметь, щучья кость.
— Ну, ну, комариный зуд, — проворчал рыжий, — и сам знаю. А зачем ход?
— Ход-то? Слушай! Поутру мы уйдем, я кругом обегу да через это место в сад и влезу. День прокараулю и скраду его, а скравши — к вам. Вы меня в перелеске ждать будете. Понял, что ли? — и он ткнул рыжего великана под бок.
Тот не ответил, но, судя по тому рвению, с каким он начал своим ножом копать землю, можно было сообразить, что он и понял, и одобрил план своего косого товарища.
Темная, душная ночь покрывала их усердное дело, и только усиленное сопение свидетельствовало об их старании. В какой-нибудь час они подкопали столб, затем Поспелко сунул рыжему в руки толстую орясину, и скоро крепкий столб выдвинулся, оторвав обшивку, и грохнулся наземь.
— А теперь и назад, — сказал Поспелко, — надо думать, что ратные люди не доглядят до завтра, а там — ищи ветра в поле!
— И воистину ты — Поспелко, — с чувством удивления перед умом своего приятеля сказал рыжий.
— А ты — дубье стоеросовое! — ответил, ухмыляясь, Поспелко, но тотчас же переменил тон. — Федька десять рублей обещал?
— Десять! — подтвердил рыжий.
— Кому говорил-то!
— Май сказывал; опять Распута слышал.
— То-то! А то он живо и в нетях [64] .
— Ну, от нас не уйдет.
— Из Нижнего Новгорода ушел.
— А здесь встретился!
Они вышли на чистый двор и, отойдя от мощеной дороги, легли под дерево на траву. Подле них огромной черной тушей лежал медведь, привязанный к дереву, и тут же на длинной привязи бродила коза. Сон сковал двух приятелей, и вся усадьба погрузилась в сон.
64
Быть в нетях -не явиться, скрыться.
Едва летнее солнце взошло на небо, как все проснулось и зашевелилось в усадьбе. Сенные девушки под досмотром более пожилой Натальи принялись за свое рукоделие, Степаныч, громыхая связкою ключей, полез по амбарам и кладовушкам, отпуская то овес, то крупу, то масло. Поднялась княгиня и со своим первенцем, в домовой церковке, под гнусавое пение и чтение дьячка, жившего у них при усадьбе, стала слушать обедню. Потом она отпустила Мишу с несколькими девушками поиграть до полдника, а сама пошла в свой терем и села за пяльцы.