Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет
Шрифт:
И что же правозащитники? Стремились ли они работать на крупную компанию, желающую создать правозащитную организацию? Ничуть не бывало. Они отказывались. Они звонили друг другу и спрашивали: «К вам тоже приходило КГБ?» Когда это случилось, Михаил Ходорковский, всегда охотно принимавший работать в ЮКОС бывших офицеров КГБ и считавший их хорошими организаторами, узнал вдруг, что есть люди, для которых работать в КГБ стыдно. Да КГБ у нас — разве же не элита? Разве не почетно у нас работать на КГБ? Нет! Не хотят! Боятся! Брезгуют!
А один из руководителей «Открытой России» (бывший офицер ГРУ), курирующий проект «Новая цивилизация» депутат Анатолий Ермолин, разве не вышел
Вышел! Гордый!
А сам Михаил Ходорковский разве не пишет из тюрьмы в письме своем «Собственность и свобода»: «Они (элита. — В. П.) хотят засадить меня поглубже, лет на пять или больше, потому что боятся, что я буду им мстить. Эти простодушные люди (элита. — В. П.) пытаются судить обо всех по себе. Успокойтесь: графом Монте-Кристо (впрочем, как и управдомом) я становиться не собираюсь. Дышать весенним воздухом, играть с детьми, которые будут учиться в обычной московской школе, читать умные книги — все это куда важнее, правильнее и приятнее, чем делить собственность и сводить счеты с собственным прошлым».
Так он пишет. Может быть, я наивен, но мне, человеку, ни к какой элите не относящемуся, приятно думать, будто после дефолта и Дарта, затеявшись из прагматических и чисто экономических соображений со своей «Открытой Россией», Ходорковский в четыре года дошел до простой мысли: в свободной, открытой, демократической или, как выражается Ходорковский, нормальной стране — нет человеку никакой нужды быть частью элиты. Это даже постыдно немного быть частью элиты в свободной и открытой стране. Во всяком случае, не очень приятно.
Другое дело, что элита — как мафия. Войти в ее ряды трудно, но можно. Выйти из ее рядов — нельзя. Ты перстень целовал.
ГЛАВА 8: СЧИТАЕТСЯ ПОБЕГ
Этот способ говорить, который я называю публичной лекцией, сам Ходорковский называл всегда презентацией. Презентация от лекции отличается тем, что сопровождается слайдами, а слайды должны быть наглядны и содержать конкретные и не подлежащие сомнению цифры, диаграммы, графики…
Люди, работавшие с Ходорковским и решавшие с ним производственные вопросы, говорят, что в простой беседе Ходорковский имел обыкновение пропускать логические звенья своих рассуждений, так что трудно бывало его понять. Так, пропуская логические звенья, говорят два типа людей — гении и обманщики.
В начале двухтысячных годов Ходорковский то ли перестал быть гением, то ли перестал быть обманщиком, и всякое почти публичное его выступление стало презентацией, а череда заранее подготовленных слайдов помогала Ходорковскому заставить слушателя следить за мыслью.
Он нарочно научился говорить в жанре презентации, как учат в западных бизнес-школах. Он сменил язык, как меняет язык человек, приезжающий жить в другую страну. Может быть, он и впрямь рассчитывал, что от этой смены языка изменится вокруг него страна? Может быть, он действительно думал, что новый его язык вот-вот станет в России государственным? Не знаю, но точно так же в дни Оранжевой революции в Киеве водители на улицах вдруг стали предельно вежливы, принялись уступать друг другу дорогу и пропускать пешеходов на «зебре» — надеялись, что сегодня прекратят хамить, а завтра станут цивилизованной и европейской страной.
В девяностые годы, когда компания ЮКОС была закрытой, и прибыль ее складывалась из предприимчивости, как мы помним, и доступа к правительственным тайнам, чем туманнее выражался руководитель компании, тем для компании было лучше. Они говорили и продолжают говорить на птичьем языке, эти люди из властной элиты. Поди-ка ты догадайся, если не входишь в элиту, что передел собственности следует называть «приватизацией», войну следует называть «контртеррористической операцией», а диктатуру следует называть «суверенной демократией». Ни за что не догадаешься. А если не догадался, то, стало быть, ты и не элита.
В двухтысячные годы, после того как свободное владение птичьим языком постсоветской элиты не спасло его от дефолта, Ходорковский решил сделать свою компанию открытой и деньги на развитие компании решил получать на фондовом рынке за счет того, что люди покупают акции компании. И ему потребовалось стать внятным на западный манер. Ему потребовалось научиться говорить так, чтобы инвестор, вкладывающий в компанию ЮКОС деньги, понимал, как именно компания ЮКОС собирается эти деньги приумножить.
На рубеже девяностых и двухтысячных годов Ходорковский нанял пиар-компанию Burson & Marsteller, чтоб эта компания научила ЮКОС быть открытым и прозрачным, а его, Ходорковского, научила быть внятным. Потом расторг контракт с Burson & Marsteller, нанял новых штатных пиарщиков. И надо сказать, что то ли новые пиарщики, то ли ребята из Burson & Marsteller неплохо поработали. Внешне, во всяком случае, Ходорковский девяностых и Ходорковский двухтысячных — это два разных человека. Ходорковский девяностых полноват, одутловат лицом, все больше молчит, носит очки в тяжелой оправе, носит усы, и волосы у него не слишком-то аккуратно ложатся на ворот дурно сшитого пиджака. Это восточный или, если хотите, советский тип мужчины — солидный, закрытый и неряшливый.
Ходорковский двухтысячных другой. В это самое время вся российская элита стремится стать частью элиты западной: катается на горных лыжах, покупает яхты, шьет костюмы на Севилл-роу, но и совершает комичные ошибки, самолетами, например, привозя с собой на курорт гулящих девок или за одну ночь выпивая в отеле весь запас «Шато-Петрюс». А Ходорковский органичней других. Он строен и подтянут, он коротко стрижен, он не носит усов, очки у него без оправы, он демократичен в одежде, кроме тех случаев, когда протокол требует пиджака и галстука, он открыт, он легко и охотно разговаривает на любые темы. У него симпатичная жена, наконец: не советская номенклатурная тумба, но и не девушка-аксессуар, на прокат позаимствованная в известном модельном агентстве. У него маленькие дети. Он приезжает с семьей в Париж и ведет детей в Лувр. Инна Ходорковская говорит, что ее мужу не очень интересно было в Лувре, но повел же все-таки туда детей.
У него — главное! — прозрачная компания. По западным стандартам, прозрачная. Он как никто близок к тому, чтоб отлепиться от провинциальной российской элиты и прилепиться к элите мировой. В России он чувствует свое превосходство.
Вот, например, как один из сотрудников ЮКОСа рассказывает про круглый стол в сибирском городе Т. с участием губернатора В. К. и депутатов областного законодательного собрания — местной элиты. Ходорковский атакует. У него презентация. Покажите, пожалуйста, слайд. На слайде наглядно изображается, сколько за отчетный год создала компания ЮКОС в Т-ской области высокооплачиваемых рабочих мест. Это официальная статистика. И приходится депутатам признать, что высокооплачиваемых рабочих мест в области стало больше. А вот налоги (покажите, пожалуйста, следующий слайд), которые заплатил ЮКОС в областной бюджет, больше всех, между прочим. Но надо же прибавить к налогам и тот мазут, который поставлял ЮКОС по себестоимости зимой, чтоб отапливать северные города.