Михаил Иванович Глинка
Шрифт:
Озеро Комо. Гравюра А. X. Пэна с рисунка Шапюи
Милан, его окрестности и любимые Глинкой озера Северной Италии оставались главным местопребыванием композитора. Здесь у него образовался круг знакомых, на концертах в домах доктора Бранка и бывшего военного врача де Филиппи исполнялись его новые сочинения. Замечательным свидетельством окрепшего в те годы мастерства композитора стали написанные в 1832 году в Тремеццо и Милане камерные сочинения Глинки — Большой секстет и Патетическое трио. На нотном автографе трио композитор сделал печальную надпись: «Любовь я знал лишь по причиненным ею страданиям». Этот отчаянный стон, вырвавшийся
Большой секстет (страница из черновой рукописи). Автограф
Патетическое трио (фрагмент). Автограф
Венеция. Литография Дж. Кира с рисунка П. Шевалье
В театре Лa Скала Глинка слушал оперы «Семирамиду» Россини и «Норму» Беллини. Но в постоянном желании видеть и слышать новое композитор много странствовал по Италии. Кроме юга страны он побывал в Турине и осмотрел достопримечательности «Генуи-великолепной». В марте 1833 года в Венеции Глинка осмотрел Дворец дожей и там — картины Тинторетто, впервые встретился с Карлом Брюлловым, писавшим тогда свою картину «Последний день Помпеи», и с разрешения самого Беллини посетил генеральную репетицию его оперы «Беатриче ди Тенда», которая, по мнению Глинки, «не удалась». Спасаясь от морского воздуха и ветра, обостривших его болезнь, он поспешил возвратиться в Милан в одном дилижансе с издателем Рикорди, тоже присутствовавшим на репетиции новой оперы Беллини. С Глинкой Рикорди, глава наиболее видного музыкального издательства в Италии, был уже давно знаком и неоднократно издавал его инструментальные и вокальные сочинения. Еще за несколько месяцев до этой их встречи 2/14 ноября 1832 года С. А. Соболевский писал С. П. Шевыреву в Рим: «Кстати о Глинке, он кланяется всем вам. Стал воображать, что выздоравливает, и сильно занимается музыкой. Его печатные сочинения здесь высоко ставят и у него много прожектов о музыке по возвращении... Мне Рикорди говорил, что считает Глинку наравне с Беллини и Доницетти, но ученее их в контрапункте». С уважением упоминали тогда имя русского композитора и европейские музыкальные журналы.
Джованни Рикорди (1785—1853), основатель нотоиздательской фирмы Рикорди и К?. Портрет работы неизвестного художника первой половины XIX века
Вена. Литография с рисунка неизвестного художника
Но несмотря на лестную для него известность, Глинка отлично понимал, что только овладев «хитростями немецкой музыки», он сможет достойно воплотить свои творческие намерения. Кроме того, летом 1833 года болезнь не позволяла ему работать, хоть Глинка, по его словам, и «много соображал». Наконец, «мучительные ощущения» довели его «до ностальгии», и в конце июля Глинка покинул Италию.
После ее сверкающих красок Вена показалась ему мрачной; он с удовольствием слушал музыку И. Ланнера и И. Штрауса-отца, но лечение доктора Мальфатти не принесло пользы. Воспользовавшись пребыванием в Берлине своей сестры Натальи Ивановны Гедеоновой, Глинка вскоре уехал туда и «ожил душой» при свидании с ней и ее мужем.
Вскоре он начал систематические занятия с крупным музыкантом-теоретиком и педагогом Зигфридом Деном. За пять месяцев тот «привел в порядок» не только познания своего высокоодаренного ученика, но и его мысли о композиторском мастерстве и музыкальном искусстве вообще.
По-видимому, именно тогда Глинка послал другу, подлинное имя которого осталось неизвестным, то замечательное письмо, в котором определенно говорил о своем уже созревшем намерении создать для русских слушателей русскую оперу на сюжет национально-русский. «...Я во всяком случае хочу, чтоб все это было национальным — прежде всего сюжет, а затем и музыка, так, чтобы мои дорогие соотечественники почувствовали бы себя дома...» — писал композитор.
С этой мыслью Глинка вернулся в Россию. Известие о кончине отца неожиданно прервало его пребывание в столице Пруссии. Правда, он надеялся вскоре туда возвратиться. Теперь Глинку влекли туда не только уроки З. Дена, но и образ юной певицы Марии. К ней композитор, как упомянул он в «Записках», «почувствовал... склонность, которую, кажется, и она разделяла», и с которой он переписывался.
В конце апреля в коляске, по весеннему пути, Глинка вместе с Гедеоновыми возвратился в Новоспасское. Но отдых там не был долгим.
Зигфрид Ден (1799—1858), немецкий теоретик и педагог. Фотография
Берлин. Гравированный рисунок X. А. Баркампа и Е. Ф. Рейна
Прасковья Арсеньевна Бартенева (1811—1872), певица-любительница. Портрет работы К. Брюллова
Отрывок из статьи Н. А. Мельгунова, помещенной в московской газете «Молва», 1834, № 24
Несмотря на «довольно приятную», по его словам, жизнь в деревенской тишине, возле любящей матери и младших сестер, уже в начале июня 1834 года Глинка уехал в Москву. Ему хотелось свидеться там с Н. А. Мельгуновым и показать музыкальному миру древней столицы, что он «не даром странствовал по Италии». Своего рода творческий вечер, в котором при участии одаренной певицы-любительницы П. А. Бартеневой и «струнных инструментов» Глинка пел и играл свои сочинения, состоялся в доме Мельгунова вскоре по приезде композитора в Москву.
В свое пребывание там он слушал также сочинения местных композиторов и сам написал романс «Не называй ее небесной» на слова московского литератора Н. Ф. Павлова. Однако самым важным было то, что там с новой силой вспыхнуло в нем желание написать русскую оперу. Как вспоминал композитор, не только «слов», то есть либретто, но даже самого сюжета на примете у него не было. На некоторое время его внимание привлекла повесть «Марьина роща» В. А. Жуковского, и он даже импровизировал на фортепиано записанные позднее отрывки музыки оттуда (частично вошедшие в «Ивана Сусанина»). Тем не менее слащавая чувствительность ее содержания, лишенного подлинно народного характера, вскоре Глинку охладила.
Хлопоты о получении нового заграничного паспорта привели Глинку в Петербург. И хоть «выпал снег, зимний путь установился», с отъездом оттуда он не спешил, а затем «решительно остался» в России.
Удерживали его теперь там два серьезных обстоятельства. В доме своего родственника, А. С. Стунеева, Глинка встретился с Марией Петровной Ивановой, и постепенно ее «миловидность» и «некоторая врожденная грация» пленяли его все более и более. Девушка начала брать у Глинки уроки пения и принимала участие в домашних концертах у Стунеевых. По словам композитора, в иные дни они подолгу шушукались, «сидя на софе». Увлечение Глинки постепенно росло. Воспоминание о Марии потускнело, и в письме к матери он признавался в том, что новое чувство спасло его «от гибели». Теперь семейное счастье казалось ему возможным.
Осенью 1834 года приятель Глинки, «огромного роста капитан» Ю. А. Копьев, привел к нему «маленького человечка в голубом сюртуке и красном жилете, который говорил пискливым сопрано. Когда он сел за фортепьяно, оказалось, что этот маленький человек был бойкий фортепьянист, а впоследствии весьма талантливый композитор — Александр Сергеевич Даргомыжский»,— вспоминал Глинка в «Записках».
«Марьина роща». Повесть В. А. Жуковского. Первое издание