Михаил Ломоносов
Шрифт:
Последний упрек вызывает подозрение в справедливости обвинений. Как мы знаем, «подозрительная переписка» свидетельствует о серьезном отношении Михаила к своей невесте. Генкель старался представить русского студента в самом неприглядном виде. Возможно, некоторые основания для этого были, но не более того.
Ведь тот же Генкель сообщал в Академию: «Не могу не заметить, что, по моему мнению, г. Ломоносов, довольно хорошо усвоивший себе теоретически и практически химию, преимущественно металлургическую, а в особенности — пробирное дело, равно как и маркшейдерское искусство, распознавание руд, рудных жил, земель, камней, солей
Профессор лукавит. Многое из того, что он перечислил, узнал Михаил Васильевич, учась у Христиана Вольфа. А в рудники он не спускался не по своей вине. Как мы узнаем чуть позже, он в труднейших обстоятельствах самостоятельно осматривал германские рудники, консультировался у опытных горняков.
Трудно ожидать объективности от непосредственных участников острого конфликта. Хорошо еще, что Генкель отметил успехи Ломоносова в учебе. А тому в это время приходилось несладко. Он решил обратиться за помощью к послу России в Саксонии барону Кейзерлингу, который, по слухам, находился в Лейпциге на ярмарке. Прибыв туда, он узнал от находившихся там марбургских знакомых, что Кайзерлинг уехал в Кассель. Но и в этом городе посла не оказалось.
Что делать? У него было единственное надежное пристанище в Германии: дом невесты в Марбурге, куда он и направился. Вскоре они сыграли свадьбу. В регистрационной книге марбургской реформатской церкви записано: «6 июня 1740 года обвенчаны Михаил Ломоносов, кандидат медицины, сын архангельского торговца Василия Ломоносова, и Елизавета Христина Цильх, дочь умершего члена городской думы и церковного старосты Генриха Цильха».
Долго наслаждаться семейной идиллией ему не пришлось. Христиан Вольф, благожелательно выслушав его, не пожелал вмешиваться в конфликт преподавателя и ученика. Ломоносов оставался подданным Российской империи, студентом Петербургской Академии наук, находящимся в бегах и, естественно, не получающим материального пособия. Вернуться с повинной к Генкелю? Рассчитывать на благосклонный прием не приходилось.
Отправился он во Франкфурт, оттуда по реке на судне — в Роттердам, затем в Гаагу, надеясь, что русский посол в Голландии граф Головкин поможет ему добраться до Петербурга. Надежда не оправдалась. В столице Нидерландов Михаил встретился с купцами из Архангельска. Они отговорили его возвращаться на родину без разрешения начальства.
Пришлось не солоно хлебавши взять курс на Марбург. Денег у него было мало, и двигался он в основном пешком.
«Сколько опасностей и нужды и претерпел в пути, — сообщал он в письме Шумахеру, на которое мы ссылались выше, — мне самому страшно даже вспомнить. В настоящее время я живу инкогнито в Марбурге у своих друзей и упражняюсь в алгебре, намереваясь применить ее к химии. Утешаю себя пока тем, что мне удалось побывать в упомянутых знаменитых городах и поговорить при этом с некоторыми опытными химиками, осмотреть их лаборатории и ознакомиться с рудниками в Гессене и Зигене.
Если я позволил себе слишком откровенно и подробно говорить о своих злоключениях и утруждать вас подобными скучными вещами, то прошу ваше высокородие меня извинить, ибо к тому меня побуждает необходимость. Я живу с уверенностью, что вы по природной доброте вашей
Как видим, в пути он, хотя и терпел лишения, не терял времени даром и постарался существенно пополнить свои знания. Однако его подстерегала опасность нешуточная. Об этом поведал с его слов Штелин в академической биографии Ломоносова в 1784 году. Вот как было дело.
Он шел из Дюссельдорфа в Марбург. Вечером остановился в небольшом селении на постоялом дворе. В трактире, куда он зашел перекусить, весело пировали несколько солдат и новобранцев. Возглавлял компанию прусский офицер. Он обратил внимание на странствующего студента и пригласил его за свой стол.
Ломоносов не стал отказываться. Офицер был любезен и щедр, заказал студенту ужин за свой счет и предложил выпить. Каких «горячительных напитков» и сколько они выпили, неизвестно, но в результате в ту же ночь русский студент Ломоносов превратился в прусского солдата. Об этом он узнал утром, проснувшись в кровати с головной болью и в красном воротничке.
Его приветствовал сержант, поздравив с вступлением в королевскую прусскую гвардию, где такой молодец быстро сделает славную карьеру. Солдаты стали дружески хлопать его по плечам и по спине, называя братом.
— Какой я вам брат? Я русский студент, а не прусский солдат.
— Да ты же сам вчера согласился пойти на прусскую службу! Мы все свидетели. Ты ударил с господином поручиком по рукам, подписал бумагу и получил деньги. Поздно отказываться. И не унывай, у нас тебе понравится. Рост у тебя отменный, станешь гвардейцем.
Примерно таким был разговор, во время которого Ломоносов обнаружил у себя в кармане деньги, полученные от офицера. С этого момента за ним учредили строгий надзор. О свободе оставалось только мечтать. Впрочем, он не мечтал, а обдумывал план побега.
Его вместе с другими новобранцами отвели в крепость Везель. Пришлось притвориться вполне довольным своим новым положением, называть товарищей новобранцев братьями, сетовать на свою прежнюю студенческую скудную жизнь. Надзор за ним ослаб.
Держали их в караульном помещении. У дверей сидел караульный. Небольшое оконце выходило на крепостной вал, за которым находился ров с водой. Каждый вечер Ломоносов рано ложился спать. И вот однажды, проснувшись после полночи, он убедился, что все крепко спят, осторожно встал, взял свои вещи и прокрался к окну. Выбравшись на земляной вал, он прополз через него, чтобы не заметили караульные, спустился в ров, бесшумно переплыл его, преодолел еще пару преград и выбрался в открытое поле.
Было темно и зябко. Одежда промокла насквозь. Надо было торопиться, чтобы до утра достичь границы с княжеством Вестфалия. Он побежал что было сил.
Забрезжил рассвет. И тут из крепости донесся пушечный выстрел. Значит, узнали о побеге новобранца. Но границу, судя по всему, он уже перешел: впереди показалась деревушка — на вестфальской стороне. Он решил сначала спрятаться в лесу и привести себя в порядок.
Было тихо. Днем стало тепло. Он развесил одежду сушиться и отдыхал до сумерек. Убедившись, что теперь ему ничего не угрожает, он пошел дальше, имея некоторое количество денег, полученных за несостоявшуюся службу в прусской армии.