Михаил Ромм. Способ жизни
Шрифт:
На один из выпусков был приглашен Ромм с недавно вышедшим фильмом «Девять дней одного года». Герои фильма физики, тема злободневная, поэтому народу в зале — битком. Так получилось, что никто не хотел выступать первым. Тогда эту «нагрузку» взял на себя Михаил Ильич. Начал говорить о периоде малокартинья, увлекшись, перешел на смежные темы, касающиеся кино, а потом и других проблем общественной жизни… В общем, начал в седьмом часу и говорил до одиннадцати. Собрался было закончить, а из зала дружные крики:
— Давайте дальше!
— Дальше не надо, — улыбнулся Ромм, — идите спать. Я приеду к вам завтра.
И на следующий день приехал, и опять
Мог ли тогда предполагать молодой физик, студент первого курса Вадим Абдрашитов, что через восемь лет он поступит на режиссерский факультет ВГИКа, в мастерскую Ромма. Его первая студенческая работа, шестиминутная документальная зарисовка «Репортаж с асфальта», удостоится высокой оценки мастера.
Но до этого еще ох как далеко. Пока же известный режиссер отвечает на вопросы студентов, рассказывает о закулисной жизни кино, приводит случаи из практики. Рассказчик же он первостепенный, в чем легко убедиться, прочитав его книгу «Устные рассказы». Михаил Ильич даже не писал ее — наговорил на магнитофон.
Кинорежиссер Вадим Юсупович Абдрашитов
1980
[РИА Новости]
Вскоре «Девять дней одного года» пошлют на кинофестиваль в Карловы Вары. Ромм бродил по чехословацкому курорту с ребяческим любопытством, тут столько интересного. Настроение улучшило и то обстоятельство, что его картина получила главный приз фестиваля «Хрустальный глобус». (Позже ее отметят почетными дипломами на кинофестивалях в Сан-Франциско и Мельбурне.)
В Карловы Вары Ромм приехал как автор конкурсного фильма и в статусе руководителя советской делегации. Он же являлся ее неформальным лидером. Великолепный рассказчик, обаятельный человек всегда находился в центре внимания.
В середине фестиваля в Карловы Вары прибыл режиссер Сергей Аполлинариевич Герасимов. Тоже отличный рассказчик, эрудит, острослов. Неожиданно быстро он «перетянул одеяло» на себя, отодвинув Михаила Ильича в тень.
Видя такое дело, члены нашей делегации, по инициативе Алексея Баталова, решили морально поддержать Ромма, придумав для него «допинг». Они сочинили любовное письмо якобы от лица местной жительницы, в котором та признавалась, что является давней поклонницей его режиссерского таланта и человеческих качеств. Получив через официанта столь пылкое послание, Михаил Ильич преобразился, у него по-молодому засветились глаза, появилась энергия. Он снова лидер, опять на коне. Коллеги забыли про Герасимова и переключили свое внимание на Ромма.
Помимо всего прочего, фестивали хороши тем, что здесь завязываются новые знакомства, все время что-то происходит. Появляются новые забавные рассказы. Например, после Карловых Вар Михаил Ильич в разговоре называл свою следующую работу Кобылой. История этого прозвища такова.
Выступая на одном из заключительных банкетов, Ромм упомянул в тексте, что число 13 для него счастливое: он поставил картину «Тринадцать», «Девять дней одного года» — его тринадцатая картина, нынешний фестиваль тоже тринадцатый. Вроде бы все предвещает удачу.
В ответ на это французский артист Бернар Блие (в том году он был членом фестивального жюри) рассказал такой анекдот: человек прожил на чужбине 13 лет. Потом 13-го числа сел в поезд, вагон № 13, место 13, и вернулся на родину. Через 13 дней он пошел в казино, поставил на № 13 и выиграл 13 миллионов. На следующий день он пошел на бега, поставил всю сумму на кобылу № 13, и та пришла тринадцатой.
— Так вот, — сказал в заключение Блие, — ваши «Девять дней» это казино. Но берегитесь кобылы, господин Ромм.
— С тех пор я называю следующую свою работу Кобылой, — смеясь говорил режиссер.
(На письме Михаил Ильич транскрибировал фамилию Blier как Блиер, хотя обычно у нас пишут Блие. Нашим зрителям он хорошо известен по фильмам «Мари-Октябрь», «Сильные мира сего», «Набережная Ювелиров».)
После «Девяти дней одного года» постановщик был нарасхват. Организаторы культуртрегерских акций заранее знали, что встрече с ним гарантирован успех. Он обладал необъяснимым магнетизмом, хорошими ораторскими способностями, умением находить общий язык с аудиторией. Всеми эти качествами он блеснул на состоявшейся в ноябре 1962 года научно-творческой конференции на тему «Традиции и новаторство».
Организованная Всероссийским театральным обществом, она проходила в помещении Дома актера на Пушкинской площади. Михаил Ильич попал туда, можно сказать, случайно и выступать не собирался. Однако в какой-то момент обсуждение его задело за живое, и он вспомнил, как в молодости увольнялся из Института методов внешкольной работы. Узнав, что ее подчиненный уходит на кинопроизводство, хорошо относившаяся к нему старенькая начальница причитала так, словно тот вступил на скользкую дорожку. Со слезами на глазах утверждала, что через год он, как и все работающие в кино, станет законченным негодяем. Порядочных людей там не держат. Неужели предсказания доброй женщины сбудутся?!
Он попросил слова.
…Ах, сколько раз страдал Михаил Ильич из-за своего острого язычка! Не все реагировали на его колкие замечания, как грузинский кинорежиссер Николай Шенгелая. В молодости, когда Ромм работал лишь ассистентом режиссера на картине «Дела и люди», он приехал по делам в Главное управление кинематографии и случайно попал на просмотр нового фильма Шенгелаи «Двадцать шесть комиссаров». Потом состоялось обсуждение. Присутствующие расхваливали картину на все лады. Ромму же она активно не понравилась. Михаил Ильич выступил и рубанул правду-матку. Мол, картина декларационная, надуманная, мелковата по мысли. В общем, разделал ее в пух и перья.
Другой бы после таких инсинуаций набросился на обидчика с кулаками. А Шенгелая — нет. Он пригласил Ромма, наравне с остальными присутствующими, на банкет, где был тамадой, и там произнес за него тост, закончив его такими словами:
— Если снимешь лучше меня, я приеду по такому случаю на банкет и буду у тебя тамадой.
(И действительно приехал — после «Пышки».)
Вот и сейчас тридцать лет спустя режиссер вышел на трибуну и высказал все, что на душе накипело.
Потом содержание этого экспромта Ромма пересказывали с придыханием, стенограмму переписывали от руки, распространяли в «самиздате». Говорил же Михаил Ильич на обозначенную тему конференции — о новаторстве, о традициях, в первую очередь об оставшейся со сталинских времен традиции борьбы с безродными космополитами. От которой пострадали десятки ведущих деятелей литературы и искусства. А люди, с энтузиазмом руководившие столь позорной кампанией, по-прежнему процветают, не чувствуя за собой ни малейшей вины.