Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Те же авторы пишут, что самодеятельный кружок ставил пьесы Островского (что будто бы говорит о высоком мастерстве кружковцев), выезжали в соседние хутора и даже в станицу Боковскую, находящуюся в двадцати верстах от Каргинской. Здесь тоже нужны некоторые уточнения. В Боковской был свой кружок, там спектакли ставили в сопровождении скрипки, на которой за высокую плату играл Григорий Котов. Выездные спектакли (на самом деле ходили пешком, никаких декораций не брали, и это было уже не при Шолохове) каргинцы ставили там, где были помещения: в хуторе Грушенском – в школе, в Вислогузове и Лиховидове – на подмостках.
Развитию самодеятельности в станице Каргинской способствовало то, что в ней имелся довольно большой отряд организованной молодежи, интеллигенции из иногородних и, кроме того, помещение бывшего кинотеатра, удобного для постановки спектаклей. Много значило, конечно, и то, что был свой весьма талантливый сочинитель пьес – Михаил Шолохов.
К этим годам относится довольно любопытное воспоминание участницы кружка Елизаветы Поповой: после того как у ее семьи отобрали дом, им временно разрешили жить во флигеле, что стоял рядом с кинотеатром. В этом флигеле нередким гостем бывал Михаил Шолохов. Вечерами старшая сестра играла на пианино, а Михаил читал стихи, и, по ее словам, довольно неплохо.
Соседние хутора часто не имели помещений не только для постановки спектаклей, но и для проведения собраний, занятий по ликвидации неграмотности среди взрослого населения. Чтобы в хуторе Латышеве открыть клуб, в Каргинской разобрали здание бывшего женского приходского училища и перевезли в Латышев, а несколькими годами спустя такую же школу из Базков перевезли в Каргинскую, где она стоит и поныне.
Слегка покатый пол в бывшем кинотеатре не позволял устраивать танцы и всевозможные игры. Вечера с играми и танцами под гармошку устраивали в бывшей церковно-приходской школе, где деревянные перегородки между классами раздвигались и получался большой зал. Там же проводил репетиции самодеятельный хор. Петь казачьи песни запрещалось, разучивали и пели рекомендованные инструкторами из округа революционные песни и песни гражданской войны. Выступления хора проходили с не меньшим успехом, чем спектакли драмкружковцев.
С середины 1920 года самодеятельность в Верхне-Донском округе приняла массовый характер. В Казанской, Мигулинской, Слащевской и других станицах появились самодеятельные кружки. В Вешенской был открыт народный дом, из любителей-артистов собрали группу, которая ставила уже многоактные пьесы – например, «Грех Евы» в четырех действиях, сочинения Софьи Белой. Декорации старались ставить по всем правилам и требованиям пьесы. Пьесы находили в частных библиотеках или сочиняли сами. Такие названия пьес, как «Сон Деникина», «Борьба за волю», «Анархист», «Страшный казак», говорят сами за себя: их сочиняли пожелавшие остаться в неизвестности местные авторы.
Во второй половине сентября 1920 года в Вешейскую поступило сообщение о появлении на границе Верхне-Донского округа конных разведчиков отряда Махно. Окружных руководителей это известие весьма обеспокоило: во-первых, в округе с большими трудностями проводилась работа по выполнению продовольственной разверстки на хлеб, мясо, продукты, сырье и, во-вторых, для отпора известной банде не было достаточных сил.
19 сентября, направляясь на Украину, банда Махно вошла в пределы Верхне-Донского округа; продолжая стремительное движение вперед, 20 сентября она заняла станицу Краснокутскую, где учинила погром станичного исполкома, расстреляла несколько продработников.
Чтобы выявить реальные силы банды и направление ее дальнейшего продвижения, в район станицы Боковской срочно был двинут отряд вешенской милиции. В самой же Вешенской началась подготовка окружных учреждений к возможной эвакуации. Одновременно всем станичным и хуторским исполкомам было отдано распоряжение о принятии экстренных мер также на случай эвакуации.
По всему Чиру казаки затаились в тревожном ожидании.
26 января 1920 года на основании Декрета о Рабоче-Крестьянской милиции и инструкции РСФСР окружной исполком принял постановление о создании окружной милиции1. Комплектование личного состава предполагалось проводить путем специального подбора людей, в основном из бывших красноармейцев, уволенных из армии по разным причинам. Милиция должна была состоять из людей, преданных советской власти, политически грамотных, обеспеченных достаточным количеством исправного оружия, при лошадях. Так думали и надеялись, на самом деле получилось совсем не так.
Для формирования милиции у округа не оказалось не только лошадей, но и денег на их покупку, не было форменной верхней одежды, обуви, белья, пайкового довольствия. Не оказалось в достаточном количестве и исправного оружия.
К концу февраля в милицию едва удалось набрать 60 человек. Запросили 100 винтовок и три пулемета «максим», округ разбили на милицейские участки.
В первые месяцы милиция привлекалась к мероприятиям по выполнению продовольственной разверстки, изъятию у населения излишков хлеба, продуктов, одежды, исполняла обязанности ирод-агентов. Условия вседозволенности и произвола, в которых проводилась реквизиция у населения хлеба, обыски, конфискации имущества, порождали возможности для легкой наживы, и это привлекало в милицию людей весьма сомнительных нравственных качеств. Нередко в милицию шли люди, не желавшие трудиться на земле, не знающие, чем занять свое время, любители выпить и конечно же обзавестись одеждой.
Так, назначенный 5 февраля 1920 года начальником окружной милиции Моргунов с первых дней вступления в должность стал пьянствовать, его примеру следовал помощник, другие подчиненные. 1 марта окружной исполком за появление на службе в нетрезвом состоянии оштрафовал Моргунова на 500 рублей, отстранил от должности и откомандировал в Усть-Хоперский округ.
Назначенный вместо Моргунова секретарь милиции Симоненков несколько улучшил работу: принял меры по обеспечению милиции оружием, навел учет военнопленных и перебежчиков из деникинской армии на сторону красных, обязал начальников милицейских участков следить за «элементами», ведущими агитацию против советской власти. В Вешенской установил ночное патрулирование, усилил работу по изъятию у населения самогонных аппаратов, организовал коммунистическую ячейку. Однако с пьянством среди личного состава Симоненкову покончить не удалось.
В докладе помощника военкома Балакирева говорилось, что помощник начальника милиции Кондратьев «вечно пьяный бродит по улицам, продал пару приблудных быков, деньги, 12 000 р., положил в карман. Чтобы скрыть свои преступления, Кондратьев заставил убить милиционера Попова»2.
В июле на заседании окрисполкома снова был поднят вопрос о положении дел в окружной милиции. В докладе отмечалось, что «милиция состоит из ненадежного элемента, бывших царских прислужников; поэтому, естественно, главной ее целью является нажива и пьянство. Помощник начальника милиции (т. Кондратьев) занимается распродажей советского имущества, выпивкой «дымки», а милиция следует по стопам начальника. Дело дошло до того, что при аресте начальника милиции (Кондратьев временно исполнял обязанности начальника милиции. – Г. С.) пришлось снять с постов милиционеров, заменить их солдатами из караульного батальона и держать наготове пулеметную команду.
Кондратьева арестовали и отправили в Дончека. За свои должностные преступления он был осужден и отправлен для отбытия наказания в концентрационный лагерь. Начальником милиции назначили И. Воронина, ранее работавшего с окрполитбюро.
Малочисленная, безлошадная, плохо вооруженная, не спаянная крепкой дисциплиной, окружная милиция не могла выполнять возложенные на нее задачи по охране порядка и соблюдению законности и тем более не была способна оказать какое-либо сопротивление продвигающемуся в глубь округа многотысячному и хорошо вооруженному отряду Махно…