Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения
Шрифт:
Молодое поколение опрометью пустилось на розыски новой истины и последних выводов западной науки и жизни, и так как эти выводы были полны пестроты и противоречий, то повторение их у нас естественно вышло еще более пестро и еще более противоречиво. Желание стать как можно ближе к общечеловеческой работе над мировыми вопросами побуждало нас спешить без оглядки.
Одно обстоятельство усилило и поддержало в нашем обществе этот разброд, это брожение в мыслях и чувствах.
Власть, как известно, очень ревниво следила тогда за малейшим проявлением самостоятельной мысли. В тревоге молодого ума и сердца она хотела видеть совсем не то, что было на самом деле, и преувеличенные
Поэзия Лермонтова была самым ярким отражением этого тревожного времени в нашей жизни, и она с особенной силой выразила этот переходный момент в развитии нашего общественного самосознания. Недовольство старым, сознание грехов современных, искреннее, но туманное стремление к лучшему будущему, растерянность перед массой противоречивых взглядов, непоколебимая уверенность в необходимости найти исход из этих противоречий, сознание своей слабости перед этой высокой задачей, часто повторяющийся упадок духа и, наконец, гнев на внешние условия, стеснявшие и без того «пленную» мысль, – вот цикл идей и чувств, какими жило молодое поколение 30-х годов и которые наглядно отразились в поэзии Лермонтова. Эта солидарность Лермонтова с современным ему поколением придала его творчеству особую прогрессивную силу.
XI
Лермонтов, стоя одиноко как личность, стоял вовсе не одиноко как выразитель известного общественного настроения.
Молодое поколение 30-х годов, идя по различным дорогам к одной цели – к выработке приложимых к жизни идеалов и к проведению их в жизнь, проходило на этом пути через одну общую всем полосу настроения, которая всего рельефнее и художественнее отразилась в поэзии Лермонтова. Конечно, эта молодежь не подражала Лермонтову и не находилась под его влиянием, а только соглашалась с ним и совпадала с ним в настроении, которое и у Лермонтова, и у его сверстников вытекало из одних и тех же условий личной и общественной жизни, из наблюдения над одними и теми же событиями дня, а также иногда из одного книжного источника.
Однако никто из писателей тех годов не останавливался так долго на этой переходной ступени развития, как Лермонтов. Большинство худо ли, хорошо ли, но отделалось от этого мучительного состояния духа; один Лермонтов продолжал пребывать в нем, и смерть невзначай оборвала его думы.
По воле случая поэзия Лермонтова осталась, таким образом, верна себе за весь недолгий срок своего развития. Поэт умер на пороге новой жизни, где, быть может, его ожидал и сердечный покой, и примиренное настроение духа, и светлое миросозерцание, но где он перестал бы быть тем, чем он навсегда для нас остался, – писателем, исключительно верно и глубоко отразившим в своей поэзии бурный и вопрошающий момент в истории нашего самосознания.
Часть той мировой мятежной, вечно голодной души, стремящейся в мечтах к великому идеалу, вечно готовой бороться за него в жизни, души очень «совестливой», хотя вместе с тем и очень гордой, которая жила в Шиллере, молодом Гёте, Байроне и французских романтиках тех годов, нашла для себя русское воплощение в сердце Лермонтова. Лермонтов был достоин вместить в себе эту беспокойную, бессмертную душу, которая в человеке – главный рычаг его деятельности, первое побуждение к движению вперед, грозный голос совести, неусыпно ему твердящий, что минута душевного покоя дана человеку лишь для того, чтобы ободрить его на дальнейшую тревогу ради личного блага и блага его ближних.
Поэзия Лермонтова, в которой все основные моменты этого борения духа нашли яркое и правдивое выражение, была, таким образом, бесспорно настоящей «прогрессивной» силой в русском обществе. Она отвергала всякий самодовольный покой духа, не позволяла людям засыпать в довольствие настоящим, толкала их вперед, учила строгому суду над самим собою и была в их глазах художественно воплощенным принципом неустанного «стремления», т. е. призывным, хоть и грозно-печальным голосом, раздававшимся тогда среди в большинстве случаев инертной и слабовольной массы.
Это отрицание душевного покоя во имя творческой тревоги и постоянного самонаблюдения и есть тот общечеловеческий элемент, который, помимо художественного, навсегда спасает поэзию Лермонтова от забвения.
Но отрицать покой не значит еще указать путь, по которому человек должен двигаться.
Настоящая роль вождя не может ограничиться одним призывом к работе: она должна наметить направление и по нему вести людей за собою. Вождем Лермонтов никогда не был; он не был проповедником установленных истин, а лишь отрицателем безверия, идеалистом разочарованным и ищущим убеждений; он был не сеятелем нового учения, а жестким орудием, подготовлявшим ниву для посева.
Современная Лермонтову лирика
I
При всем том своеобразном положении, какое занимает творчество Лермонтова в ряду современных ему литературных направлений, оно, как мы видели, по своему основному тревожному настроению не стоит одиноко. Общий смысл эпохи 30-х годов, эпохи умственных и нравственных борений и исканий, находится в полном согласии с основным фоном поэзии Лермонтова – поэзии, рассорившейся с жизнью и ищущей соглашения с ней на новых идейных и этических началах.
Многие крупные умы и сильные характеры того времени переживали ту же тревогу духа, которая так мучила Лермонтова. Люди старшего поколения чувствовали себя неловко в новых условиях, романтически настроенные души были взволнованы и мятежны и не могли разогнать тумана, который облегал их сердца; люди, способные в оценке жизни держаться трезвого, критического взгляда, реалисты по натуре, с большим трудом и при больших душевных муках вырабатывали в себе эту способность смотреть жизни прямо в глаза и рисовать ее без прикрас; наконец, люди с тяготением к философской отвлеченной мысли – и те прошли через испытание растерянной мысли и неудовлетворенных порывов сердца, прежде чем философский ключ ко всем тайнам бытия очутился в их руках – как им это показалось.
Вся эта тревога настроения и мысли нашла себе выражение во всех формах тогдашнего словесного творчества – в романе, в повести, на сцене, в статьях историков, критиков и публицистов.
И только в лирической песне эта характерная черта времени была представлена очень слабо.
Лирика Лермонтова составляла в данном случае исключение и одна говорила о том, как глубоко волнение и тревога могут захватить душу человека и с какой силой такая встревоженная душа может высказаться в песне.