Михаил Задорнов
Шрифт:
Чем чаще хирург вмешивается в наш организм, тем ближе мы становимся к одноклеточным. Если же учесть, что за каждую таблетку, укол, не говоря уже об операции, надо заплатить, то станет понятно, почему выгодна именно такая медицина!
Таким же выгодным для наших горе-лекарей стало и постоянное «лечение» Чечни!
Многие сегодня, понимая выгодность этой войны для наших лекарей, считают, что те сами ее придумали, сорганизовали, срежиссировали от взрывов домов в Москве и других городах до выборов нового президента. Превратили войну в послушную, дрессированную, которая, когда надо, дает прибыль, а когда надо — повышает правильный рейтинг.
При всем своем цинизме профессионального сатирика я в это не верю. Не потому, что считаю нашу власть порядочной, а потому, что считаю ее не столь одаренной, чтобы она смогла такое срежиссировать. Кто
Чиновники — это те, кто не может ничего сконструировать, не может лечить, не может водить самолеты.
ЧИНОВНИКИ — ЭТО НЕ АКТЕРЫ, НЕ ПИСАТЕЛИ, НЕ ХУДОЖНИКИ, НЕ ЛЕТЧИКИ, НЕ ВРАЧИ…
Если они лишаются своей чиновничьей работы, они — никто. В этом их беда. Такая же, как потеря туловища для паразитов: глистов, вшей, блох. Единственный выход из положения — успеть перескочить с гибнущего организма на другой, более живучий. Я всегда говорю маме: не взывай к чиновничьей жалости. В первую очередь у паразитов атрофируются органы сочувствия, а потом и остальные. У глистов нет даже органов зрения и слуха, остались только части тела для получения удовольствия от еды и размножения. К сожалению, то же от долгих лет государственной службы происходит и с чиновниками. Хотя попадают порой в государственные организации вполне достойные люди, но потом очень быстро все их достоинство растворяется, как будто в Кремле издревле засела какая-то зараза, какой-то микроб. Или Кремль и Дом правительства построены на очень геопатогенных зонах. Так что не чиновники сорганизовали и срежиссировали эту войну. Они ею воспользовались как истинные паразиты.
Когда мама слышит от меня подобные высказывания, она очень беспокоится и говорит: «Только не вздумай об этом говорить по телефону даже с друзьями». Это означает, что она думает так же, как я, но ее поколение приучили не высказывать согласие впрямую.
— Конечно, конечно, — соглашаюсь я с ней. — Я не буду обсуждать наших чиновников по телефону даже с друзьями.
И действительно, я не собираюсь ни с кем их обсуждать по телефону, потому что все, что я о них думаю, хочу сказать по телевидению.
Не верю я и в то, что военные затеяли эту войну. Для того чтобы ее затеять, надо уметь принимать решения. А наши штабисты как раз этого делать не умеют. Впредь я заменю слово «военные» на «штабисты». Поскольку слово «военные» для меня, в силу моего уважения к российской истории, означает честь и достоинство. «Штабисты» — наоборот. Впрочем, как и большинство сегодняшних генералов. Русский офицер, между прочим, и на дуэль мог вызвать. Согласитесь, нелегко представить себе наших штабистов и генералов, защищающих свою честь на дуэли. Такое возможно только в карикатуре. Дуэль — не теннис. В ней не поддашься.
Как-то Жванецкий в своем выступлении очень точно заметил: «Наши военные умеют начинать войну, но не умеют ее заканчивать». Правильно! Они же получали звания еще в Советском Союзе. За то, что аккуратно проводили политинформации, тщательно оформляли красные уголки, занимались самодеятельностью, крепили мощь нашей армии лозунгами и стенгазетами. Перед приездом начальства заставляли солдат красить траву и подметать лес. Я никогда не забуду, как наш прапорщик в ракетных частях под Псковом перед встречей местного генерала обязал провинившихся рядовых на кухне протирать бархоткой для сапог глаза селедке, чтобы они в честь такой встречи были радостными. Единственное, что умели всегда делать наши генералы с достоинством — это вовремя отдавать честь. Когда случился Даманский, все местные дальневосточные военные чиновники растерялись. Подобные мероприятия не предусматривались утвержденным на пятилетку планом развития Дальневосточного военного округа. Долго ждали указаний сверху, а пограничники гибли. Наконец не выдержал один из полковников, отдал приказ накрыть «Градом» все, что на восемьсот метров по
Полковник за то, что спас столько жизней, был награжден какой-то медалью 6-й степени чего-то и одновременно наказан — уволен в запас за то, что спас эти жизни без спроса. Так наши штабисты еще раз указали самостоятельно мыслящим офицерам, что военная честь не то, что надо беречь, а то, что следует вовремя отдавать.
Казалось бы, Даманский не имеет к Чечне никакого отношения. А на самом деле согласно все той же древней мудрости это была наша первая головная боль, первый знак, что наша армия не столь сильна, сколь надута важностью, как генеральское пузо. Если бы тогда этот знак был понят, потом не случилась бы такая беда, как Афганистан. Однако, даже потеряв ни за что в бессмысленной чванливой войне убитыми столько, что до сих пор никто не решается назвать точную цифру, наши генералы не поумнели и не подумали хотя бы на этот раз убрать с дороги все те же грабли. В первую чеченскую кампанию бывшие афганские командиры, желая в очередной раз выслужиться, продолжали посылать в бой с чеченцами-профессионалами солдат-первогодков. Чечня — это эстафетная палочка, переданная нам Афганистаном. Дамокловым мечом над нашей армией нависло проклятие матерей, вдов и детей из всех российских закоулков. Но генералам-то что! Их же детей ни одна война не тронула. Их дети были освобождены всегда от армии как неполноценные. Они были полноценными только для бизнеса и высших генеральских постов в стране!
Надо отдать должное, многие генералы оказались очень способными. И после развала Союза многому научились самостоятельно. Например, строить дачи из материалов разобранных ракетодромов, торговать оружием и обмундированием, начиная с самолетов и заканчивая украденными с гарнизонного склада солдатскими трусами с клеймом Советской армии, при виде которого у западных покупателей до сих пор в крови повышается адреналин. Когда случилась беда с «Курском», оказалось, что были списаны на металлолом и проданы за бесценок спасательные подводные лодки, и даже костюмы глубоководных водолазов умудрились продать в различные фотоателье. В этих костюмах с парапета питерской набережной «кореша» прыгали для забавы в Неву.
Многие люди считают: вот только раз украду, потом схожу в церковь на исповедь и больше воровать не буду, снова заживу честно, с достоинством. Наверняка так думали при расформировании наших частей в ГДР многие генералы. В конце концов, что потеряет Родина, если я отпишу на металлолом пару слегка заржавевших подводных лодок или десяток зенитных установок. У Родины этого добра навалом, не убудет. Да, но у Родины оказалось и генералов навалом, которые так думают.
Однажды в конце 70-х годов мы шли по Волге из Куйбышева в Тольятти с большой писательской группой, а на палубе сидел и смотрел на Жигулевские горы, как всегда с грустинкой, Булат Окуджава. Я тогда уже начинал выступать. Причем, если я ездил с писательской группой, я читал со сцены одни рассказы, более, как я считал, утонченные, а эстрадным артистам отдавал другие, те, которые сам читать в то время стеснялся. Артисты, исполняя по телевидению мои монологи, называли мою фамилию. Тогда на палубе Окуджава меня спросил, зачем я пишу для артистов такие пошлости. «Вам бы надо было самому читать то, что вы пишете, и самому выступать». Желая показать, какой я уже дальновидный, несмотря на возраст, я ответил, что просто хочу довести авторские за исполнение моих рассказов до двухсот рублей в месяц, чтобы потом я мог, уже не думая о деньгах, сидеть дома и писать все то, о чем желаю. Окуджава усмехнулся, ответил, что так не бывает. Он видел многих молодых способных людей. Все, кто думал, что они только раз напишут на потребу, потом уже никогда не могли впредь писать от души. «Эстрада вас может затянуть, если еще не затянула, — сказал он. — Вы рискуете на всю жизнь остаться обычным эстрадником». Прошло 20 лет, и я понял, что Окуджава оказался прав. Только писатель, уступив своей корысти, предает себя, а военные — тех, кого они должны защищать. Жертвой предательства художника становится душа художника. А жертвой предательства военных — тысячи жизней других людей.
Вряд ли наша военная верхушка задумывалась над этим. Она просто продолжала жить жизнью страны. Кому-то в борьбе за доступ к якобы заржавевшим подводным лодкам пришлось устранить конкурента, кому-то разобраться с пытливым журналистом, кто-то послал в бой за своей новой очередной звездой солдат-первогодков. И никто не подумал, что началось все просто с украденных однажды с гарнизонного склада трусов и алюминиевой посуды, потом формы, погон, орденов, знамен, а закончилось продажей противнику оружия и маршрутов движения колонн десантников в горах.