Михалыч и нанофобия
Шрифт:
– Подожди хоронить-то себя, - остановил его Семен.
– Пойдем-ка лучше искупаемся. Ну что? Отпускаете, девушки?
Девушки уже уселись раскладывать пасьянс. Оленька, было, рванулась вслед за дедом к роднику, но Тамара локо ухватила ее за подол и, жестко притянув к скамье, дала в руки карты. Семен о чем-то пошептался с женой, положил перед ней на стол небольшой кофр, подхватил с яблоневого сука полотенце и повлек за собой Федора вниз по склону. Трава на косогоре неожиданно оказалась слегка подвяленной солнцем, идти по ней было легко, и когда снизу потянуло спасительной прохладой от узкой речки, Федор даже не успел вспотеть. От выпитой водки где-то в груди и у висков плескалась легкость, перемежаемая светлой усталостью.
– Стой же ты, чертяга противный!
– крикнул радостно Федор, когда Семен остановился на берегу и начал стягивать с себя футболку.
– Я сейчас пьяный, поэтому все могу сказать. Веришь, уже больше десяти лет, как ты у меня Тамарку увел, а я все на нее смотреть спокойно не могу.
– Я тоже на нее смотреть спокойно не могу, - согласился Семен.
– Только я не уводил ее, а просто нашел и никому не отдам.
– Вот ты так всегда, - присел на траву Федор.
– Решаешь что-то и делаешь так, как решил.
– Так как надо, - ответил Семен.
– А как надо?
– переспросил Федор.
– Ты что, не понимаешь, что послезавтра решится судьба моей лаборатории? И моего проекта, и всего института? Если ты меня послезавтра не поддержишь, если не согласишься с началом проведения опытов с наномодулями с открытым контуром, финансирование урежут, исследования отложат, а через полгода под эту же тему подпрягутся еще с десяток лабораторий, и не факт, что мы будем наиболее предпочтительным вариантом.
– Знаешь, что меня пугает больше всего?
– спросил Семен, войдя в воду и задумчиво смотря, как прижатые ступнями длинные зеленые ленты водорослей шевелятся на течении.
– Что?
– Вот эта спешка. Ты же сам прекрасно понимаешь, что расчеты не подтвердили прогнозируемость образуемых систем. Да, тысячи опытов на мышах и на рыбках. Да, оздоровление организмов, увеличение в полтора раза активного срока жизни объекта. Но ведь ты сам не вполне представляешь, как это работает. И готов начать эксперименты на людях?
– Эксперименты?
– переспросил Федор.
– Возможность спасти миллионы жизней уже сегодня ты называешь экспериментами? Ну ладно, я согласен, что отдаленные последствия могут быть неожиданными. Наномодули с неполным контуром взаимодействуют друг с другом, самовоспроизводятся и демонстрируют способность создавать системы с неожиданными и не всегда предсказуемыми характеристиками. Но ведь на этот случай всегда есть банальная процедура очистки организма от наноэлементов. Процедура, которая практически не дает сбоев. Никогда. Ты слышишь? Мы застрахованы!
– Слышу, - хмуро сказал Семен.
– Хорошее сочетание понятий. Практически и никогда. Давай вернемся к этому разговору, но позже. Сходим в баньку, попаримся, а потом поговорим.
– Ну что ж, давай, - хмуро бросил Федор, поднялся, а затем прямо в одежде с диким криком бросился в речку.
4
Банька выдалась на славу. Казанок с горячей водой дымился в углу потемневшего сруба. Вода шипела на раскаленных колосниках. Под потолком стоял густой пар. Распаренные и довольные дамы, скрутив длинные волосы полотенцами, отправились пить чай на веранду, а Семен и Федор, заняв места на опустевших полатях, еще долго нещадно хлестали друг друга дубовыми вениками и глотали влажный пар.
– Все, больше не могу, - пожаловался Федор, вываливаясь в предбанник и погружая ковш в кастрюлю с квасом.
– Вот теперь я уже точно не удивляюсь, что Михалыч в девяносто пять как козлик прыгает.
– Как козлик, говоришь?
– пустил смешок в бороду, открывая дверь, Михалыч.
– Хорошо, если бы как козлик. Семка, ты лекарство-то мое не забыл? Опять спина неметь начала, и провалы в памяти повторяются. Вроде бы помню, что до обеда делал, а бывает, просыпаюсь утром, и половину вчерашнего дня из памяти как корова слизнула.
– Склероз, дед, - покачал головой Семен.
– Ну, ничего, это мы сейчас поправим с тобой. Укольчик и все пройдет.
– Ну, давай свой укольчик, - закряхтел дед, ложась на скамью и приспуская штаны.
– Только ты смотри, чтобы как обычно, без этих ваших нанов.
– Какие наны?
– улыбнулся Семен, наклоняясь к сумке.
– Через иголку? Брось!
– Боишься, Михалыч?
– приготовился поддеть деда Федор, но осекся, увидев побелевшее лицо Семена и показанный кулак.
– Боюсь, милок, - согласился дед.
– Только не этих ваших микроштучек, а смерти своей. Она ж рядом ходит, я знаю. Слышу я ее. На зубах она у меня хрустит. Так вот, чтобы смерти избежать, главное ее увидеть. Глаза-то у меня о-го-го, а все одно мелочь вашу, что я тряпкой процеживаю, разглядеть не могу. А то, чего не видишь, оно самое страшное как раз и есть.
– Вероятно, - растерянно пробормотал Федор, расширенными глазами наблюдая, как Семен снаряжает шприц, как наполняет его розовой жидкостью из четырехугольного бокса и, наконец, делает укол в дедову ягодицу. Дед слегка напрягся, затем вздохнул и замер.
– Тридцать минут отключки, - пробормотал Федор.
– Но пять кубиков очистки! Как бы реанимацию не пришлось вызывать?
– Только десять минут, - хмуро ответил Семен, убирая инструмент.
– Но зато, надеюсь, до нашего отъезда он будет безопасен.
– Что значит, безопасен?
– переспросил Федор.
– И вообще, ты собираешься мне хоть что-то объяснить? Ты же только что проделал наноочистку. Причем ввел убийственную дозу.
– Именно для этого я тебя сюда и привез, - ответил Семен.
– Смотри.
Он задрал дедову рубаху, и глазам Федора предстало тело двадцатилетнего парня. Идеальный изгиб позвоночника, крепкие мышцы, широкие плечи. Не иначе дед по привычке сутулился. Да и какой дед?
– Что это?
– еле проговорил Федор.
– Что это?!