Микадо. Император из будущего
Шрифт:
В конце нашей беседы Хосима предложил сходить в подвал, где располагался замковый ледник. Почему бы не прогуляться, не размять ноги? Четыре пролета вниз, два поста охраны — и вот я в подвале замка. Направо пойдешь — в сокровищницу попадешь (там практически ничего нет: все мои капиталы хранятся в крепости Токио), налево — тюремные камеры и кладовые, а вот погреб, куда лед доставляют с гор. Один из воинов-псов зажигает факел, Хонда пропускает меня вперед, и я захожу внутрь. Мама родная! Вот это рыбина. Передо мной на куске льда лежит голубой тунец размером с корову.
— Сто кан! — с гордостью говорит старик, любовно поглаживая жабры.
Триста с лишним килограммов?! Разве бывают такие чудовища?
— Купил на
Сегодня день потрясений. И вот эта, пусть большая, даже гигантская, рыбка стоит пятнадцатиграммовой золотой монеты номиналом в четыреста пятьдесят килограммов риса?! Крестьянскую семью год можно кормить на те деньги, что Хосима выбросил на покупку морского чудища, которого даже съесть не успеешь, как оно протухнет. Однако порасспросив своего вассала о деталях сделки, я поменял свое мнение. Рыбный рынок Цукидзи — это своеобразный аукционный дом, где самураи соревнуются в крутизне. Нет, шедевры искусства в Японии тоже есть — те же гравюры, раритетные свитки с изречениями Конфуция, Сунь-Цзы, но это все доступно и понятно высоколобым аристократам. Простому народу подавай шоу попроще. Сдержанные и вежливые японцы, попав на рыбный рынок, меняются кардинально. Машут руками, кричат, делают ставки, по какой цене уйдет тот или иной морской гад, — одним словом, развлекаются. Ну а если рыбаки вылавливают что-то экзотичное, уникальное, то на аукцион тут же съезжается вся округа.
Пользуясь случаем, интересуюсь у Хосимы методами рыболовства, принятыми в провинциях Сатоми. Задай я подобный вопрос Хаяси, он лишь поморщился бы от недостойной дворянина темы, а морщинистое лицо самурая расплывается в улыбке. Хонда знает о рыбалке все. И тут же вываливает на меня кучу сведений.
В основном рыбная ловля была представлена заметыванием с джонок в воду кошелькового невода, а также конусными вершами из бамбука и ивы. С последними возникла удивительная проблема. В подобные ловушки стали попадать крабы хэйкэгани, узор на панцире которых напоминает лицо разгневанного самурая. Рыбаки боялись выуживать «самурайских» крабов, и дело даже дошло до канцелярии бывшего сёгуна. Там оно и застряло на годы. В обществе возобладала точка зрения, что подобные крабы стали перерождениями погибших в бою самураев, и, что можно, а что нельзя делать с такими перерождениями, было непонятно.
Посмеявшись этому выверту истории — похоже, что подобные крабы будут иметь перед родственными видами конкурентное эволюционное преимущество и скоро здорово размножатся, — я попробовал дать Хонде несколько советов относительно рыбной ловли. Например, использовать донные тралы — по сути те же сети, только с грузилами и поплавками. Я даже разрешил использовать для эксперимента один из строящихся галеонов. Достаточно переделать ют под лебедку, которой вытягивают трал, и увеличить трюм за счет орудийной палубы. В трюме можно оборудовать такой же ледник, как в замковом подвале. А имея ледник, что мешает сделать разделочный цех — сразу солить, вялить рыбу на борту? Получаем выигрыш одновременно по многим позициям. Удлиняются сроки рыбалки, доставки продукции… Последнее, что мне пришло в голову, — бессетевой лов рыбы на линь с крючками. За борт выметывается длинная, больше километра, траловая дуга с прикрепленной наживкой на крючках, расположенных через каждые один-два метра. Для косяков мелкой рыбы подходит мало, зато для таких гигантов, как голубой тунец, — самое оно.
Моей эксцентричности уже никто из приближенных не удивляется. Хонда внимательно все выслушал и даже записал основные мысли. Напоследок я предложил вечером устроить суши-пир. Позвать жителей Тибы, замковых самураев. Во дворе разжечь костры, поставить шатры.
— Заодно съедим этого голубого тунца, — уже на выходе из покоев закончил я аудиенцию. — Или, Хонда-сан,
— Господин, лучшего способа отпраздновать мою покупку придумать нельзя, — поклонился в ответ самурай.
Глава 7
УДАР В СПИНУ
Разумеется, слух о моих кулинарных новинках в харчевне Эдо давно просочился в Тибу. Если в столице Киото уже давно выцыганили рецепты и вовсю трескали суши, сасими, то вот провинция еще отставала. Вроде бы и соевый соус, и хрен васаби, редис дайкон, листья сисо — все это по отдельности известно и давно употребляется японцами в больших количествах. Но вот так, чтобы все сложить вместе, завернуть колбаской в рис, украсить водорослями нори, посыпать икрой да порезать на дольки — до этого местная кухня самостоятельно, без моей помощи, дошла бы только через пять веков.
39
Стихи автора.
К тому моменту, когда я встал за разделочный стол, на котором уже лежало огромное филе тунца, весь двор крепости был плотно забит людьми. Жители Тибы надели свои лучшие, расписные кимоно, женщины сделали красивые прически, самураи щеголяли дорогим инкрустированным оружием, которое в качестве трофеев в больших количествах попало в мои войска после двух последних сражений. Фонарики тётин создавали интимную атмосферу, горожане и военные перемешались в группах, между которыми сновали слуги с пиалами саке. Я приказал выкатить из подвалов несколько бочек этого алкогольного напитка, так что любой желающий мог подойти к импровизированному бару и самостоятельно налить себе аперитива.
Дабы обслужить всех желающих, мне в помощь пришли все повара Тибы, которые, надо сказать, намного быстрее и слаженнее начали нарезать суши и сасими. Тем не менее у нашего стола тут же образовалась очередь, и каждый считал своим долгом выразить мне свое восхищение блюдом. Казалось, в этот день все сословные границы исчезли, и самый родовитый самурай спокойно разговаривал с обыкновенным рыбаком, а крестьянин выпивал вместе с управляющим замком. Формат фуршета явно пришелся подданным по душе.
Спустя два часа в центре двора самостоятельно организовался небольшой оркестр. Один музыкант с бивой — инструментом, напоминающим лютню, двое с сякухати — флейтами, один барабанщик, ну и как же обойтись без сямисэна — щипковой трехструнной мандолины. Ими вооружились две дамы, которых я, кажется, видел в чайном домике при своем первом объезде города. Позади оркестра полукругом выстроились девушки разного возраста — от замужних дам до самых юных горожанок. Импровизированный хор запел «кунихомэ-но ута» — песню, прославляющую страну. Что-то про чаек, порхающих над широкими равнинами моря, про дым родного очага, про рассветы и закаты над горой Фудзи — одним словом, длинный, немного заунывный гимн Японии.
Одна девушка из хора мне особенно приглянулась. Черноволосая, с высокой грудью и нежными чертами лица. Маленькие ушки, длинная шея, умело подведенные брови. Ее алые губы, выводя слова песни, так и просились к поцелую.
— Как тебя зовут? — спросил я девушку, дождавшись, когда гимн закончится и она подойдет за своей порцией к столу.
— Нуэко, — опустив глаза, ответила красавица.
А имя-то говорящее! Нуэко — местная птица с громким, пронзительным криком. Обычно служит сравнением для громко плачущего или стонущего (!) человека.