Микадо. Император из будущего
Шрифт:
Саюки быстро расставляет пиалы с чаем, забирает мокрое кимоно и с улыбкой убегает из шатра.
— Так что там случилось? — Я киваю тайсё, разрешая продолжить свой рассказ.
— Беженцы рассказали, что по столице ходят слухи — дескать, император заболел «черной смертью», — с коротким поклоном шепотом приступает к главному Асакура. — Придворные и слуги отказываются показываться в Кёто Госё. [47] Хиро-сан распорядился выделить несколько добровольцев для помощи микадо, кроме того, во дворце постоянно дежурит ваш личный врач Акитори-сан.
47
Кёто Госё— императорский
— Что с наследниками?!
— Неизвестно.
Помявшись немного, генерал хлебнул чаю и закончил:
— Каменщик сообщил, что два дня, как начал извергаться вулкан Овакудани. В Киото появились проповедники Икко-икки. Они утверждают, что боги прокляли народ Ямато и скоро наступит конец света.
Да уж! Если династия тэнно— «Небесного хозяина» — прервется, все, тут уж действительно тушите свет. Вся психология японцев пронизана чувством богоизбранности. Шутка ли, род японских императоров является прямыми потомками богини солнца Аматэрасу. Во всех храмах страны в адрес Го-Нары возносят молитвы, его именем и именем первого правителя Японии императора Дзимму совершаются ритуалы и богослужения. На небесные регалии — бронзовое зеркало, ожерелье из драгоценных камней и меч — съезжаются посмотреть все аристократы страны, зарубежные послы и духовные лица независимо от вероисповедания.
Если поразмыслить, то Япония стоит на тех же трех китах, что стояла Россия: православие, самодержавие, народность. Последняя «триада», народность, — это, разумеется, община. Местное террасное земледелие делает невозможным выживание в одиночку. Община — становой хребет островной нации, и никакие Столыпины тут невозможны. Я даже помыслить не могу, чтобы выбить эту основу из-под японского общества, разрешить частникам выход из землячества. Перед принятием любого закона десять раз подумаю: а как его примут и как будут выполнять на деревне? Местное «православие» — это, конечно, не буддизм и не синтоизм. Берем шире — традиции. Разнообразные моральные правила и навыки — Три устоя (абсолютная власть государя над подданным, отца над сыном, мужа над женой), Пять добродетелей и так далее и тому подобное. И вот один из важнейших устоев — самодержавие — зашатался. Мало того что на дворе эпоха феодальной раздробленности. Так еще и последний стержень, связывающий островные элиты, грозит вот-вот вылететь.
— Мы срочно отправляемся в Киото. — Я, не стесняясь присутствия генерала, начинаю натягивать сухое кимоно. — Распорядитесь выделить передовому отряду свежих лошадей.
Чем ближе мы подъезжали к Киото, тем больше я убеждался, что ад существует. Сначала мы увидели черные столбы дымы, которые поднимались в предместьях. Это самураи Хиро жгли чумные дома и трупы людей. Люди в повязках на лицах крюками сволакивали раздувшиеся и почерневшие тела в кучи, заваливали хворостом и дровами, после чего поджигали. Потом к нашему авангарду начали периодически бросаться женщины с истощенными детьми на руках и с криками о помощи. В первый же день мы раздали весь взятый с собой запас риса, рыбы, но просителей не становилось меньше. Количество карантинных застав увеличилось, в каждый отряд входили лучники, которые стреляли в обезумевших киотцев. Как рассказал мне один рёсуй, [48] некоторые жители, найдя у себя на теле пузырьки, наполненные гноем, самостоятельно вскрывают нарыв и пытаются измазать желтовато-зеленой жидкостью окружающих. С каждым днем сумасшедших становится все больше и больше, войска не справляются с потоком беженцев, которые разносят заразу по окрестным деревням и весям.
48
Рёсуй— лейтенант сотни (рё).
Крестьяне встречают горожан бамбуковыми копьями и камнями, закапывают рис, который пытаются отнимать горожане, в страхе перед болезнью убивают новорожденных
— Что, дедушка, обошла вас болезнь? — попытался я привлечь внимание к себе.
Старик поднимает на меня глаза, в которых стоят слезы, и я, закашлявшись, давлюсь своим вопросом.
— Внучку вчера схоронил. Невестку и сына — три дня назад. Вот готовлю поминальную трапезу. Присоединяйся, князь.
Ага, это он увидел у меня в руке полуметровую кисточку на костяной ручке — гунто, командирский жезл даймё. Я, держа дистанцию, присаживаюсь у очага. На камнях блох нет, и есть шансы, что чумы я не подхвачу. Шикаю на сунувшуюся вслед за мной охрану, выкладываю перед стариком оставшиеся шарики с рисом.
— Богато живешь. — Один из шариков тут же исчезает в беззубом рту мужчины.
— Рассказывай, что случилось.
Деревня называется Три Столба — по названию трех колонн, которые остались от древних в центре поселения. Чума пришла сюда две недели назад. Болезнь сразу окрестили «черной смертью» — после кончины раздувшийся труп человека быстро чернел. Сначала на теле крестьян возникали синие пятна, появлялись опухоли в паху и под мышками. Поднимался жар. Люди начинали кашлять, затем кашель сменялся кровохарканьем. Моча и кал окрашивались в черный цвет, кровь темнела, язык высыхал и также покрывался черным налетом. Больные бредили, пронзительно кричали. Взрослые умирали за три дня, дети — в течение двух суток. За полмесяца от чумы погибло пятьсот жителей, в живых осталось несколько стариков и женщин. Почему-то первыми заражались и умирали молодые, здоровые мужчины.
Заболевшие крестьяне схватились за топоры и первым делом забили насмерть приезжего торговца. Дескать, от него пошла зараза. Дальше обратились за помощью к местному священнику и лекарю. Шарлатан от медицины начал прикладывать к опухолям высушенные шкурки жаб и ящериц, которые должны были вытягивать из крови черный яд, отравляющий тело. Результат, разумеется, оказался нулевым, и, судя по быстрой кончине эскулапа, даже отрицательным.
Служитель синто не придумал ничего лучшего, чем устроить мацури. Эдакий японский аналог крестного хода, только увеселительного характера. С шумом и песнями погрузили соломенное чучело чумы на святилище-носилки микоси и утопили в реке. Не помогло. Священник, опасаясь повторения судьбы лекаря и торговца, начал раздавать амулеты, заполненные целебными травами.
Старик, оказавшийся старостой деревни, показал мне свой мешочек.
— Почему боги так несправедливы? Мне амулет помог, и я не заразился. — Мужчина смахнул рукавом бежавшие слезы. — А моей внучке — нет! Такая красавица росла, родителей слушалась, по огороду помогала…
Староста горько заплакал.
— Власти не передавали приказа о запрете собраний? — Я проглотил комок в горле, но нашел в себе силы продолжить расспрашивать крестьянина.
— Приезжал коор-бугё столичный. Велел войскам окружить деревню и никого не выпускать. Слава богам, что солдаты не забирали рис: боялись ходить по домам. Несколько семей пытались бежать через поля — их расстреляли из луков. — Старик закрыл глаза и начал раскачиваться из стороны в сторону. — Вчера с небес спустились люди-журавли. Заставили раздеться всех оставшихся в живых, осматривали тела, сжигали одежду и дома умерших.
Голос старика становился все тиши и тише, голова опустилась на грудь, и крестьянин заснул. Психика старосты явно повредилась от смерти родственников и соседей. Люди-журавли? Спустились с небес на землю?
Но все это было уже не столь важно. Имело значение только глубокое чувство вины перед народом. Взялся за гуж — оказался не дюж. Проще говоря, хреновый из меня князь. А уж Великий министр — так вообще никакой. Я положил обе ладони на камни пола, сделал глубокий поклон старику и про себя попросил у него прощения. За смерть родственников, за свою лень и пренебрежение людьми, за наполеоновские планы и витание в облаках… После чего тихонько встал и вышел из дома.