Микеланджело Буонарроти
Шрифт:
А вот великий Леонардо испросил для себя аж двенадцать месяцев.
Флорентийцы поначалу не особенно интересовались этой дуэлью, но после того, как были показаны полноразмерные подготовительные «картоны», весь город пришел в восторг. А потом наступила очередь того, чего так боялся Микеланджело: требовалось написать фреску, и он никогда этого не делал – а состязаться ему предстояло с лучшим художником в мире.
Тем временем со всей Италии съезжались люди, чтобы полюбоваться творениями двух гениев. В своем госпитале Микеланджело мог увидеть молодых многообещающих художников Флоренции. Здесь побывал Андреа дель Сарто, который спросил, может ли он скопировать изображение. Затем прибыл Рафаэль, один из величайших художников во всей мировой истории. Ему был двадцать один год, и его красивое аристократическое
В то время скульптору Бенвенуто Челлини было всего четыре с небольшим года, но он сохранил живые воспоминания о двух картинах и потом в книге «Жизнь Бенвенуто Челлини, написанная им самим» сказал следующее:
«Он завел речь о Микеланджело Буонарроти; причиною чему был рисунок, который я сделал, копия с картона божественнейшего Микеланджело. Этот картон был первым прекрасным произведением, в котором Микеланджело показал свои изумительные дарования, и делал он его в соревновании с другим, который делал такой же, с Леонардо да Винчи, а должны они были служить для зала Совета во дворце Синьории. Изображали они, как Пиза была взята флорентинцами; и удивительный Леонардо да Винчи предпочел изобразить конный бой со взятием знамен, столь божественно сделанные, как только можно вообразить. Микеланджело Буонарроти изобразил на своем множество пехотинцев, которые, так как дело было летом, начали купаться в реке Арно; и в эту минуту он изображает, что бьют тревогу, и эти нагие пехотинцы бегут к оружию. И с такими все делается прекрасными телодвижениями, что никогда, ни у древних, ни у современных, не видано было произведения, которое достигало бы такой высокой точки. А как я уже сказал, и тот, что у великого Леонардо, был прекрасен и удивителен. Стояли эти два картона – один во дворце Медичи, другой в папском зале. Пока они были целы, они служили школой всему свету» 79.
Антонио да Сангалло и Рафаэль даже приняли решение покинуть мастерскую Перуджино в Перудже, чтобы поработать перед «Купальщиками». Сам того не желая, Микеланджело встал во главе мастерской будущих гениев – и тем самым он превратился в смертельного врага Перуджино.
К сожалению, события начали развиваться совершенно неожиданным образом. Взяв свой «картон» в качестве модели, Леонардо начал создавать фреску на стене Синьории. Будучи увлеченным экспериментатором, он воспользовался случаем, чтобы опробовать новую «влажную» технику, при которой пигменты красок растирались с водой, клеем, растительной смолой и яичным белком. Данная техника должна была позволить краске лучше прилипать к стене. Но что-то оказалось не так, и это ухудшило цвета и спровоцировало неисправимые повреждения на нижних краях фрески. В итоге в мае 1505 года Леонардо да Винчи бросил эту затею. Огюст Ланно-Роллан по этому поводу пишет:
«Фреска Леонардо до Винчи продержалась лишь несколько лет. Она разрушалась с достойной сожаления быстротой, и Флоренция за политическими волнениями оставила мысль о спасении этой драгоценности и не смогла сохранить даже ее следов» 80.
Что же касается Микеланджело, то у него даже не было времени начать работу над фреской. В марте 1505 года его друг Джулиано да Сангалло, официальный архитектор Ватикана, передал ему приглашение, больше походившее на ультиматум: Юлий II, новый папа, затребовал Микеланджело в Рим для выполнения некоего заказа – судя по всему, речь шла о какой-то гробнице.
Вернемся, однако, к соревнованию художников: биограф Леонардо да Винчи А. Гастев рассказывает об этом так:
«Леонардо, приступив к работе прежде своего соперника, тогда успел приготовить только среднюю часть композиции, оказавшейся настолько совершенной и годной к исполнению в живописи, что, обдумав все дело, магистраты решили, не задерживаясь, совместить в Папской зале оба картона, чтобы их посмотрело наибольшое число граждан и, пользуясь возможностью свободно высказываться, они бы обсудили эти выдающиеся произведения» 81.
И что же?
Как утверждает тот же Гастев, было бы «возмутительным ханжеством утверждать, что картон Леонардо нравился безоговорочно без исключения всем посетителям выставки в Санта-Мария Новелла <…> К счастью, разнообразие мнений Господь даровал людям вместе с умением соглашаться. Если бы не так, ожесточение споров уступило бы место кулачной схватке, и не остроумные речи лились бы рекою, но кровь, и погибших было бы более, нежели в битве при Ангиари <…>
Что до упомянутого соперничества или соревнования Микеланджело и Леонардо да Винчи, хотя оно не объявлялось глашатаями, путем всеобщей подачи голосов или какого-нибудь опроса было возможно установить, как именно разделились симпатии граждан. Но магистраты ничего для этого не предприняли, и остается догадываться, что терпкие, будоражащие рассудок мнения Леонардо относительно жестокости войн или природы человека многим оставались чужды, тогда как мало находилось таких, кому бы не угодил Микеланджело с его гражданскими доблестями. Вместе с тем, если Содерини и магистраты что-нибудь затевали ради поощрения мастеров и разжигания их соперничества, теперь в целях дальнейшей выгоды они желали бы все это прекратить. Так что, когда Микеланджело помирился с папой и возвратился в Рим, не приступая к живописи в Палаццо, это им было удобнее, поскольку, чем крупнее талант, тем незначительней способность согласия, и трудно себе представить, как эти двое, находясь в одном помещении, могут заниматься искусством» 82.
Глава 10
На службе у папы-солдата
Новый папа Юлий II
Как утверждают Бенджамин Блеч и Рой Долинер, «несмотря на множество недостатков, у Юлия было одно достоинство, в котором ему нельзя было отказать: способность разглядеть талант в человеке. Его самолюбие, соперничество с Флоренцией, его стремление снова сделать Рим столицей империи – все это внесло свой вклад в самое главное его достижение – он перенес центр Ренессанса в Рим. Единственное, чего ему не хватало, так это величайшего мирового скульптора, а Юлий всегда получал то, что хотел» 83.
Когда Микеланджело познакомился с Юлием II, понтифику исполнилось уже шестьдесят два года. Это был человек с лицом борца и с тяжелой седой бородой, которая делала его больше похожим на путешественника, вернувшегося из длительного плавания, чем на главу католической церкви. Его и называли соответствующим образом: «папой-солдатом» или «Юлием Цезарем».
Микеланджело вслед за Джулиано да Сангалло опустился на колени, чтобы поцеловать перстень Юлия II. В миру он звался Джулиано делла Ровере и происходил из того же семейства, что и папа Сикст IV, прославившийся строителством Сикстинской капеллы. Юлий был избран 31 октября 1503 года, заменив бесполезного старого подагрика Пия III, почившего менее чем через месяц после восшествия на престол вслед за папой Александром VI Борджиа. Последний умер 18 августа 1503 года, отравленный своим сыном Чезаре Борджиа (говорят, что бутылка с ядом в вине предназначалась одному из кардиналов и на стол папы попала случайно). Многие современники были уверены, что и Пий III был отравлен.
Будущий Юлий II не побоялся публично назвать Александра VI «фальшивым понтификом и предателем Церкви» и после этого вынужден был скрываться во Франции. При этом он имел преимущества, связанные с именем своего дяди Сикста IV, который помог ему преодолеть все ступени церковной иерархии вплоть до кардинальского звания, и это было сделано самым быстрым образом за всю историю папства. А после 31 октября 1503 года, то есть после единогласного избрания, уличные музыканты по всей Европе уже пели о симонии (то есть о торговле церковными должностями) этого земного наместника Христа.
Микеланджело понимал, что ему будет трудно служить близкому родственнику главного подстрекателя заговора Пацци. Но при этом он знал и то, что, в отличие от Александра VI, Юлий II не имел никаких личных целей. На его лице, черты которого не потеряли былой красоты, читалось настоящее благородство души.
«Он почти всю жизнь ждал возможности вновь завоевать Папское государство 84, отчужденное французами и Великим расколом 85, – говорил себе Микеланджело. – Такой человек способен в один день сделать то, на что другим потебовались бы годы!»