Микеланджело Буонарроти

Фисэль Элен

Доменико Гирландайо, посмотрев, как рисует юный Микеланджело, сам пришел к его отцу и сказал:

– Я хотел бы просить у вас милости, мессер Буонарроти, и я надеюсь, что вы не откажете мне.

– Говорите, маэстро Гирландайо, – ответил Лодовико. – Если вам нужен совет, вы можете смело рассчитывать на мой богатый опыт и мои знания. Я к вашим услугам. А может быть, вам нужны деньги?

– Благодарю вас, мессер. Ваша любезность и готовность помочь хорошо известны, но в данный момент мне не нужны ни советы, ни деньги.

– Что же вы хотите у меня попросить, маэстро Гирландайо?

Художник замялся, не зная, как бы поделикатнее сформулировать свою мысль, а потом сказал:

– Я хочу попросить у вас вашего

сына, чтобы сделать из него настоящего художника.

Сказанное было столь неожиданным, что Лодовико Буонарроти даже пошатнулся, как от удара. Первой его мыслью было вышвырнуть незваного пришельца вон. Но через минуту, подумав, он решил, что даже из такой нелепой просьбы можно попытаться извлечь хоть какую-то выгоду…

Два главных биографа Микеланджело, его друзья и ученики Асканио Кондиви и Джорджо Вазари, сходятся в том, что дома с ребенком обращались очень сурово. Микеланджело, пишет один из них, «все свободное время тайком занимался рисованием, за что отец и старшие его ругали, а порой и бивали, считая, вероятно, занятие этим искусством, им незнакомым, делом низким и недостойным древнего их рода» ¹¹.

Позднее несгибаемая воля Микеланджело заслужит уважение герцогов, кардиналов и пап, но впервые она наглядно раскрылась именно в этом семейном противостоянии. Он очень хотел попасть к Гирландайо, и Лодовико Буонарроти, настаивавший на том, чтобы его сын изучал бухгалтерию (он был уверен, что только торговля и промышленность могут дать богатство, силу и знатность гражданам Флоренции), устал бороться и в конце концов уступил.

В итоге 1 апреля 1489 года он все же отдал сына на службу к мастеру Гирландайо сроком на три года. При этом, все еще не веря в призвание сына, Лодовико Буонарроти потребовал, чтобы Микеланджело получил за обучение двадцать четыре золотых флорина: шесть флоринов в первый год, восемь – во второй и десять – в третий. Фактически он продал своего сына, рассуждая примерно так: раз уж он отказался учиться «полезной профессии», так пусть хоть принесет доход семье.

Это, кстати, удивительно, ведь в те времена простой ученик в мастерской художника никогда не получал оплаты, особенно в первый год. «По всей видимости, – пишет Надин Сотель, – Микеланджело уже тогда имел определенную репутацию, благодаря неким произведениям, следы которых для нас сейчас потеряны» ¹².

В одной из биографий Микеланджело дано следующее описание типичной итальянской мастерской того времени:

«Мастерская была тогда просто лавкой, а не парадным салоном, как теперь, убранным с одною целью – вызвать побольше заказов. Ученики были тогда работниками, делившими труд и славу со своим мастером-хозяином, а не любителями, которые, расплатившись за урок, чувствуют себя вполне свободными. Мальчик обучался в школе по возможности правильно читать и писать; затем тотчас же, двенадцати или тринадцати лет, он поступал к живописцу, ювелиру, архитектору, ваятелю; обыкновенно мастер-хозяин был всем этим в одном лице, и юноша изучал под его руководством не один только вид искусства, а все искусство целиком. Он работал за него и на него, исполняя что полегче – фоны картин, мелкие украшения, второстепенные фигуры; он лично участвовал в художественном произведении и интересовался им как своим собственным делом; был сыном и вместе домочадцем-прислужником; его называли созданием, креатурой (il create) мастера. Ел он с ним за одним столом, бегал у него на посылках, спал под ним на нижних полатях и получал от него трепки и головомойки, а иногда пинки и от его жены» ¹³.

Скорее всего, именно такой была и мастерская Доменико Гирландайо.

«Современники, – рассказывает Марсель Брион, – впоследствии много говорили о ревности знаменитого мэтра к своему юному ученику. Но, по всей вероятности, они ошибались. Гирландайо пользовался такой заслуженной и прочной известностью, что ему не приходилось бояться чьей-либо рождавшейся славы, и меньше, чем кто-либо другой, мог внушать ему опасения Микеланджело. Он добросовестно выполнял всю работу, которую поручал ему учитель, но делал это без энтузиазма, чего можно было бы ожидать со стороны упорного подростка, так долго боровшегося за право стать художником» ¹⁴.

А вот насчет «определенной репутации» Марсель Брион не просто сомневается, он уверен, что в данный момент ни о чем подобном не могло быть и речи. Он пишет об этом достаточно жестко:

«Гирландайо мог бы научить своего подопечного всему самому драгоценному, что тот должен был бы получить от своего учителя, – самой совершенной технике мастерства, если бы ученик выказывал расположение к тому, чтобы воспользоваться этой возможностью. Говорят, что Гирландайо не открыл юному Микеланджело всех секретов своего искусства. Это верно, поскольку позднее, когда ему придется расписывать потолок Сикстинской капеллы, Микеланджело затребует мастеров фрески из Флоренции, и не столько в помощь себе, сколько для того, чтобы они научили его технике, с которой он был знаком достаточно поверхностно. Его первые опыты были катастрофически неудачными, потому что он использовал слишком увлажненный раствор. Такой ошибки не допустил бы самый последний из подмастерьев в мастерской Гирландайо даже после одного года обучения. Этот художник обладал безупречной техникой и был вполне способен передать свой опыт ученикам» ¹⁵.

Случайности или выпавшие шансы

Рассказывая о Микеланджело, наверное, не стоит говорить о случайностях. Правильнее будет вести речь о выпавших ему шансах и о том, как он их использовал. А шансы, надо сказать, были немалыми и вполне реальными. Прежде всего, Микеланджело повезло в том, что он родился недалеко от прекрасной Флоренции. Кроме того, волей судьбы он стал посещать лучшую художественную мастерскую столицы Флорентийской республики, совершенно справедливо сравнивавшейся современниками с Древней Грецией.

Отметим, что территория нынешней Италии тогда представляла собой настоящую мозаику, составленную из маленьких государств (их было четырнадцать в год рождения Микеланджело – в том числе Неаполитанское королевство на юге, Папские государства в центре, могущественная Венецианская республика на севере и т. д.). Соответственно, чувство принадлежности к тому или иному городу было сильнее того, что сейчас привязывает к стране. Более того, художников часто именовали по названию города: например, Перуджино – это Пьетро Вануччи из Перуджи, Антонелло да Мессина – Антонелло из Мессины, Леонардо да Винчи – Леонардо из Винчи. Флоренция не только не имела аналогов в плане развития культуры – она была стратегической точкой, равноудаленной от Рима и от Венеции, и к тому же крупным финансовым центром, с которым не мог не считаться даже сам понтифик.

В свою очередь, во Флоренции все так или иначе было связано с семьей Медичи. И в связи с этим невозможно себе представить лучший знак судьбы, чем тот, что выпал на долю Микеланджело: быть замеченным (как – это мы увидим чуть позже) самим Лоренцо де Медичи Великолепным, а потом жить и учиться с его детьми в его собственном дворце.

Лоренцо де Медичи и его славное семейство

Кто же такой этот Лоренцо де Медичи? Он был правнуком богатого банкира Джованни ди Биччи де Медичи, умнейшего человека, стараниями которого банк Медичи стал одним из самых высокодоходных предприятий Европы. А еще Лоренцо был внуком Козимо де Медичи по прозвищу «Старый», могущественнейшего финансиста не только во Флоренции, но и во всем тогдашем мире.