Микенский цикл
Шрифт:
– Все кончается, мой Диомед! Ты уже взрослый, и тебе уже не нужна глупая девчонка, которая умеет только одно – любить тебя...
– Мне только двадцать! Тебе и восемнадцати нет. Но ты не глупая девчонка!
Ее ладонь легко касается мой щеки – как когда-то.
– Мы выросли, господин мой! Ты уже не тот мальчишка, что мог любить меня, забыв обо всем, а я не глупая девчонка, которая имела наглость прекословить богине. Мы оба стали взрослыми...
– Погоди!
– Выслушай! – Ладонь ложится мне на губы. – Все-таки я
– Прекрати! Сейчас же прекрати!
Я сжал ее плечи, вдохнул такой знакомый запах – запах ее кожи, прижался губами к губам. Она не двинулась с места. Ждала.
Я отстранился – недоумевая, в растерянности. Что-то не так! Почему я не вижу серебряного пламени, не слышу ночного ветра? Богиня исчезла, осталась женщина. Очень красивая женщина в дорогом старинном платье...
Да, что-то не так. И не сегодня это началось, не вчера...
– Дело не в твоей жене, Диомед! С ней все как-то устроится, уляжется. Дело в нас с тобой. Разве я не вижу? Ты заставляешь себя спать со мной! Ты даже глаза закрываешь! Разве можно так, насильно!
– О чем ты? – поразился я.
– О нас. О нас, господин мой Диомед. Нельзя любить память. И в благодарность любить – тоже нельзя. Любят просто – как и умирают. Может, если бы у меня были дети... Говорят, только ребенок может вернуть любовь. Но боги рассудили именно так. Прощай!.
– Ты что? Ты!..
Она медленно встала, улыбнулась.
– Помнишь это платье? Когда ты обнял меня там, у шатра, я вдруг поняла, что лучше уже никогда не будет. Никогда! Знаешь, я боялась гнева богини, думала, что Пеннорожденная отомстит... Но она добра, я вернусь к ней. Не ищи меня, господин мой! Мы никогда не забудем друг друга, но – не ищи!..
Я замер, застыл, окаменел. Словно все это было не с нами. Словно не Амикла уходила от меня. Словно не мне надо немедленно что-то сказать, придумать, сделать...
В последний раз прошелестела тяжелая критская ткань...
Я так и остался стоять, не понимая. Все еще не понимая. Не желая понимать!..
* * *
– Тидид? Да ты чего? Ночью, один, без гетайров?
– Пошли они все к воронам, о богоравный басилевс Сфенел! К Гадесу! В Ехиднин афедрон! К Кроновой бабушке!
– Гм-м-м... А может, выпьешь? Сейчас принесут, мне недавно кипрского прислали. Да что случилось-то? Не с Амиклой?
– Капанид, ты... Больше никогда... никогда не произноси ее имени! Понял, ты, богоравный? Понял? Понял, ванакт недовенчанный?!
– М-м-м... Тебе разбавить? Знаешь, первую лучше не разбавлять. По-фракийски.
– Думаешь, поможет?
– М-м-м... А про других женщин можно... это... произносить? Слыхал, Елену украли?
– Золотую? Из храма на Глубокой?
– Не-а, настоящую, из Спарты. Служанка с торга прибежала, кричит...
– Да не мели ерунды, Капанид! Давай и в самом деле... По-фракийски.
* * *
– Нет-нет, украли, ее действительно украли! Эней ее украл, Приама Троянского родич! В мешок посадил, на корабль притащил... Менелай-то, бедняжка, как раз на Крит перед этим уехал, деда хоронить!
– Да что ты говоришь, милочка?
На этот раз моя супруга изволила надеть хитон. Правда, очень короткий. Такой же, как на Креусе, жене Полидора.
– Погнались за ними, да куда там! Эней ведь, говорят, самой Киприды сын, вот она ветры и послала...
На меня, хвала богам, внимания пока не обратили. Заняты – моя богоравная супруга Креусу по плечику пухлому гладит, та ее – по коленке.
Я бы сюда, в свои (мои, ха!) покои и не заходил, но надо же фарос сменить. Больно фракийский у него вид после вчерашнего!
– Ой, Тидид! А я вот Айгиалочке рассказываю...
Посмотрела на меня. Умолкла.
– Ну, я побежала! Мне еще в храм надо, к Гере Анфии, мы с Полидориком жертву приносим за нашего маленького. Ой, где мой гиматий? Ты знаешь, Тидид, здесь так жарко, так жарко, хоть голой ходи... Ой!
Я проводил ее взглядом и побрел к себе, не желая ни видеть, ни слышать, а уж разговаривать – тем более. Но куда там!
– Еще и пьянствуешь? Хорош, ванакт аргосский!
– Алкмеон был лучше, – буркнул я, не оглядываясь. – Поезжай к нему, он, говорят, сейчас в Акарнании...
– Я с тобой разговариваю!
Обернулся. Рядышком уже она, моя богоравная! Губы поджала, глазами сверкает.
– Я не желаю, слышишь, не желаю, чтобы мой муж, ванакт Аргоса, шлялся по ночам неизвестно где! Я не желаю, чтобы об этом болтали на торге!..
Зря это она! Даже зайца не следует загонять в угол. Говорят, заяц от отчаяния орла убить может. А я, в общем-то, не совсем заяц.
– Если ты не одумаешься, я обращусь к совету гиппетов, я...
– Угу, – кивнул я.
Посмотрела мне в глаза. Осеклась.
– Мне – новый фарос. Подбери получше. И хитон.
– Я тебе не служан... – дернулись губы. – Сейчас, ванакт!..
– И еще! – перебил я. – Мы, кажется, кое о чем договаривались, богоравная. Я расстался с Амиклой...
– Расстаются с женами! – прошипела она. – Блудливых рабынь гонят взашей!
Оставалось улыбнуться.
– Я расстался с Амиклой, о моя богоравная супруга. Поэтому сегодня позовем служанку, а лучше двух. Ты ведь говорила, что любишь смотреть?
– Ты!.. Ты не посме... – выдохнула она, скривилась... смолчала.
– И так будет каждый вечер – пока я хочу. Поняла?
Первый раз за два года мне было приятно смотреть на собственную жену.
АНТИСТРОФА-I
– К сожалению, это правда, – вздохнул дядя Эвмел. – К сожалению...