Микки-7
Шрифт:
Но, что важнее всего, после войны больше половины населения Старой Земли или умирало, или уже погибло, а тогда население Земли и составляло все человечество.
Большинство историков считают, что запуск «Чжэн Ши», произошедший всего через двадцать лет, явился ответной реакцией на Войну пузырей. Чем еще можно объяснить создание Диаспоры? Чем еще можно объяснить решение покинуть единственную планету во всем творении, предназначенную нам самой эволюцией, — планету, которая не требовала терраформирования, прививок и войн с другими разумными существами, — ради таких
Единственной надеждой на выживание в долгосрочной перспективе была экспансия.
Кроме того, человечество сообразило, что Диаспора будет бесполезна при наличии оружия из антивещества. С самого начала создания Альянса Старую Землю подвергли остракизму, и на данный момент неизвестно, остался ли там кто-нибудь в живых. Нам приятно думать, что мы отличаемся от прежних людей, что мы более просвещенные и развитые.
Но это неправда. В конце концов, жители Альянса ничем не отличаются от жителей Старой Земли. Люди до сих пор спорят друг с другом. Люди до сих пор периодически вступают в конфронтацию.
Но только без применения антивещества. Это твердое и непреложное табу, которое укоренилось в наших душах даже глубже запрета мультиклонирования, а его придерживается каждая планета Альянса.
Если вы нарушите запрет на использование антиматерии и об этом прознают соседи, они имеют полное право отправить вам «Пулю».
24
— Это то самое место? — спрашивает Берто из кабины.
Дверь отъезжает в сторону, я смотрю вниз. Мы парим над расселиной, похожей на любую другую расселину в этом богом забытом месте. Неужели здесь я и провалился?
— Может быть, — говорю я. — Кто знает?
— Будем считать, что да, — решает Берто.
Подвесная лебедка отматывает два метра троса.
Восьмой поднимает с пола рюкзак и пристегивается.
— Увидимся внизу, — говорит он и шагает в пустоту.
Когда трос разматывается до конца, я беру свой рюкзак. Он не настолько тяжелый, как я ожидал.
Трудно поверить, что в нем заключена разрушительная сила, способная стереть с лица земли целый город.
Вскоре лебедка начинает сматывать трос назад. Но когда показывается конец троса, я все еще в нерешительности.
— Слушай, Берто, — говорю я. — Прежде чем я спущусь вниз, будь любезен, проясни мне одну вещь. Что на самом деле случилось с Шестым?
Берто вздыхает.
— Его забрали ползуны, Микки. Я тебе и в первый раз так сказал, когда ты спросил, выйдя из бака.
— Что-то не верится, — замечаю я. — Ты тогда сказал, что его съели ползуны, помнишь?
— Я не говорил, что они его съели, — возражает Берто. — Я сказал, что они его забрали. Ты сам решил, будто послужил ползунам пищей. Шестой работал в другой расселине, недалеко отсюда. Как я уже говорил, они вылезли из-под снега. Но они его не разрывали на части,
— Какое? — спрашиваю я.
— Я почти уверен, что они поступили с Шестым точно так же, как и мы с тем ползуном, которого вы притащили, — поясняет Берто. — Разобрали его на части, чтобы посмотреть, как он устроен.
— Они взяли его окуляр, — говорю я. — Взяли мой окуляр!
— Возможно, — соглашается Берто. — Хотя вряд ли сумели придумать, что с ним делать.
Всего два дня назад я бы с ним согласился. Но теперь?
— Ты солгал мне, — говорю я. — Солгал командованию. О том, что ползуны разумны, ты, видимо, догадался раньше меня. За сокрытие такой информации тебя могли отправить на переработку, Берто. О чем ты только думал?
Он не отвечает. Я жду целых десять секунд, затем качаю головой и берусь за трос.
— Я испугался, — признается Берто.
Я поворачиваюсь к нему. Он прячет глаза.
— Чего ты испугался? — удивляюсь я. — Пока не сфальсифицировал отчет, ты не сделал ничего плохого. В том, что случилось со мной, ты не виноват.
— Нет, — говорит он, — я боялся не командования. А этих долбаных ползунов. Наверное, я мог бы тебя спасти. Вытащить из той расщелины. Я даже смог бы спасти Шестого, если бы быстро приземлился, а потом включил ускоритель. Но я этого не сделал. Не сделал, потому что струсил.
И внезапно все обретает смысл.
— А ты же у нас Берто Гомес, — говорю я, — тот парень, который способен пролететь на флиттере сквозь трехметровую щель между скалами на скорости двести метров в секунду. Ты ничего не боишься.
Он вздыхает и кивает.
— А ты не боялся пойти на риск, что тебя сбросят в рециклер, потому что ты не смог признаться мне, Маршаллу… и даже самому себе в том, что струсил?
Берто отворачивается к приборной панели.
— Тебя ждет Восьмой, Микки.
— Знаешь, — говорю я, — если хоть один из нас выберется и станет Девятым, первым делом я набью тебе морду.
Ему нечего на это сказать.
Я пристегиваюсь и выхожу.
— Ну, что думаешь? — спрашивает Восьмой, когда я отстегиваюсь внизу. — Это то место?
Я оглядываюсь вокруг. Дно расселины примерно шесть метров в ширину. С обеих сторон над нами нависает тридцать метров льда. На полпути к стене изо льда торчит валун, немного похожий на голову обезьяны.
— Да, — говорю я. — Думаю, это здесь. Хотя точность вряд ли важна. Я почти уверен, что тут вся местность изрыта ходами. Даже если провал не тот, через который я спускался раньше, просто нужно найти другой вход в туннели.
Трос сматывается, и спустя несколько мгновений мы слышим гул гравитации, когда шаттл Берто улетает прочь. Мы начинаем идти. За первым же валуном я вижу край пролома. Судя по всему, в последние несколько дней снега выпало не так много, чтобы засыпать яму.
— Вот, — говорю я. — Тут я и провалился.