Миколка-паровоз (сборник)
Шрифт:
А все это проделки деда Астапа, и мать отлично разбирается в его политике. Да что ты с тем дедом поделаешь, не поднимешь ведь на него кочергу! Поди ж ты, старик стариком, а тоже бога и в грош не ставит…
А дед уже шагает с Миколкой по шпалам в депо. И опять Миколка выслушивает поучения:
— Ты, брат, всегда, когда туго тебе придется с богородицей, удирай в депо. У нас, брат, боги особым почетом не пользуются, враз им крылышки ощипаем…
Оно и правда. Хоть и висят кое-где в депо иконы, но не замечал Миколка, чтобы очень уж молились перед ними, шапки снимали.
— Да перестань ты со своим дурным богом повсюду лезть!
Миколке это даже интересно: у матери бог умный, а у батьки, получается, — дурной. Кому же верить? Должно быть, лучше отцу: он все знает, почти весь белый свет на паровозе объехал.
И все большим непочтением к богу проникался Миколка, хотя и выпадали ему за это разные неприятности. И не от одной только матери. Особенно в школе, куда он вскоре пошел учиться, ума-разума набираться. Тут сразу же ввязался он в спор с попом, не зная еще, что подобные споры обычно кончаются для учеников плачевно.
Поп бросил из-под густых бровей цепкий взгляд, заметил нового ученика и спросил:
— Кто такой?
— Миколка, — не очень уверенно ответил тот.
— Дурак! — разъярился почему-то поп. — Перво-наперво ты раб божий…
— Ну, это уж враки. Вроде как у деда про турков, — набрался храбрости Миколка. — Какие ж мы рабы божьи? Мы деповские рабочие…
Про рабочих Миколка каждый день слышал, а что это еще за рабы такие… Поп разошелся пуще прежнего.
— Кто, кто? — с угрозой переспросил он и запустил толстые пальцы в Миколкины вихры.
— Паровозники мы, вот кто мы, — повторил еще раз Миколка и почувствовал, как горючие слезы навернулись на глаза: поп вцепился в волосы покрепче, чем мать.
В другой раз такой спор окончился еще более плачевно для Миколки. Рассказывал поп, как бог создавал мир — небо, землю, растения, живность разную, а в конце концов и человека создал по имени Адам, после из Адамова ребра жену ему, Еву.
Слушал, слушал Миколка да как захохочет на весь класс. Заливается, на парте усидеть не может.
Тут опять разъярился поп, наступает грозно на Миколку.
— Ты что это, ирод, над божьим словом смеешься?
Миколке невмоготу уняться, хохочет он и хохочет. Да и как не смеяться ему! Припомнились ему Адам и Ева. Не те, которых бог сотворил, а самые взаправдашние. Стрелочник Адам и уборщица Ева, которая депо подметает. Худющие оба, только ребра да кожа. А «буржуй», небось, толстый, пузатый, едва в дверь протискивается, когда по складам расхаживает.
А поп уже вцепился в Миколкино ухо.
— Перестань ржать, говорю!
— Да как перестать-то, когда смешно… Адам и Ева у нас такие худющие, что богу с ними и возни никакой, поди, не было. Долго ли таких слепить-сотворить!.. А вот как это бог «буржуя» сотворил? Дня три, не меньше, видно, потерял.
— Какого такого еще «буржуя»? — вытаращил глаза поп.
— Да нашего, что складом при депо и нашими вагонами, где мы живем, заведует… До того ж толстенный… И злой, гад, как придет, давай ругаться…
Поп будто щипцами ухватился за ухо Миколки и потянул его в угол, на колени.
— Стой тут и не шевелись! — И как швырнет Миколку на пол. У того даже искры из глаз посыпались.
— А ты не дерись, черт косматый! — не вытерпел Миколка да как хватит зубами пухлую поповскую руку. Поп так и подскочил на месте.
И что тут началось! Досталось Миколке за этого «буржуя», надолго запомнит. Пострадал и чуб, и уши горели, и колени в синяках, и по затылку получил не раз. Мало того — еще велели отца в школу позвать. И долго пришлось отцу попа уговаривать, чтобы не очень гневался тот на дитя малое-неразумное, наговорившее сдуру разных разностей, в которых само ничего не понимает. Когда возвращались они вдвоем из школы, отец выговаривал Миколке:
— Ты все же не слишком задирайся с попом. Вот выгонят из школы, будет совсем плохо — останешься неучем на всю жизнь. А что он, поп, городит там, так ты слушай и помалкивай: не задевай лиха…
— Когда же этот «буржуй» и вправду смешной. Разве бог такого создал бы…
И задумал Миколка отомстить когда-нибудь «буржую» за все неприятности сразу. А тут еще и новые причины появились. Уже не первый год протекала крыша, давно прогнили доски в вагоне. И сколько ни просил отец «буржуя», чтобы тот распорядился починить да заодно и перекрасить заново домик на колесах, «буржуй» вечно отказывал да еще и ворчал сердито:
— Наберешься тут для вас для всех краски, когда на паровозы и на вагоны не хватает…
А сделать ремонт он обязан был. И знали все, что крадет со склада этот заведующий все, что можно: тащит целыми бочками олифу и краску, ящиками — гвозди, да стекло, да железо, — что под руки попадет! А потом торгашам сбывает. Зато и дом себе отгрохал на ворованные деньги — дворец, да и только. Так разве допросишься у такого!
— Взял бы я его, брюхатого, да в бочку с мазутом или с краской. Знал бы он тогда…
А вот что именно знал бы тогда «буржуй», Миколка сам не знал.
Но вскорости Миколка и на самом деле отомстил за все «буржую». И хоть месть получилась не ахти какой страшной, но все-таки выставил он «буржуя» на посмешище.
Как раз в ту пору закончил «буржуй» строительство своего дома-дворца. Дом стоял еще неогороженным, а неподалеку раскинулись сарайчики с разными материалами. Миколка со своими верными дружками высмотрел, что есть там и бочки с краской.
По причине завершения строительства хозяин устроил пир. И созвал на него знатных гостей. Кого только не было у него на балу на том — и начальник депо, и дорожные разные чины. Гости веселились в саду, пили вина, закусывали сытно. У столов крутился и большой пушистый кот, любимчик «буржуя».