Микролюди
Шрифт:
– Это история двух зародышей близнецов, которые разговаривают в утробе. Один другому говорит: «Слушай, ты веришь, что есть жизнь после выхода из утробы?» – «Маловероятно, во всяком случае, я не представляю, что это может быть. А ты?» – «Я представляю, что это может быть что-то вроде туннеля и в конце него проблеск света. А когда мы выберемся из него, то окажемся среди ослепительного света и там получим большой глоток любви». – «В любом случае, нет никаких свидетельств этой так называемой жизни после выхода из утробы. Никто сюда не возвращался, чтобы рассказать, что там снаружи. И я не вижу, как может существовать
Аврора разражается смехом, потом материнским жестом гладит его по щеке:
– Ужас! Давид, только не говори мне, что ты… «мистик»!
– Нет, мистика – это дело священников. Мы придумали религию для микролюдей и знаем, что это только лишь искусная выдумка, чтобы подчинить слабых людей и заставить их отказаться от своей собственной воли и ответственности. Я не за религию, я за духовность. Я верю в природу, верю в чудо жизни, верю в этот воздух, который сейчас вдыхаю, в это звездное небо, в эту планету, во все, что я могу наблюдать, даже если физически не могу объять. Я верю в это мгновение, здесь и сейчас, со всем тем, что меня окружает и находится у меня перед глазами. Я верю… в тебя.
– И ты полагаешь, что вокруг нас есть Мама, которая нас ждет и наблюдает за нами?
– Если мне не изменяет память, когда ты была у амазонок, ты говорила о Гайе, планете-матери.
На этот раз она не находит ответа.
Покружившись над Давидом, комар садится ему на руку и вонзает свой хоботок в кожу. Аврора удивлена, что Давид никак не реагирует.
– Ты не сгонишь комара?
– Такие вещи меня больше не беспокоят.
Она смотрит на него непонимающим взглядом.
– Это тоже одна из форм жизни… После того, что произошло, у меня впечатление, что моя способность раздражаться сильно уменьшилась. Комар больше мне не враг, он просто «другое живое существо рядом со мной».
Она наблюдает за комаром, спокойно сосущим кровь.
Кажется, что насекомое ее завораживает.
Комар улетает с раздувшимся брюшком.
Аврора пронзительно смотрит на Давида и бросает:
– OK, я согласна попробовать твою смесь, похожую на экскременты, возможно, даже это наркотик, но прошу тебя поклясться мне…
– В чем?
– …не смеяться надо мной, если я буду говорить что-то глупое или непристойное.
Он согласно кивает.
Аврора пробует отвратительную субстанцию и морщится.
Давид заставляет ее сделать глоток побольше, она слушается с отвращением и тут же бежит в туалет, чтобы все выплюнуть. Потом возвращается.
Он пережидает несколько секунд и предлагает ей повторить.
– В первый раз это нормально.
Она слушается, глубоко вздохнув. Когда наконец субстанция начинает спускаться по горлу и пищеводу до желудка, не вызвав отторжения, Аврору охватывает дрожь.
– Ощущение просто отвратительное!
Давид достает трубку, набивает ее сухими листьями и разжигает. Объясняет Авроре, что она должна заложить себе в ноздри два наконечника, и сильно вдувает дым в ее легкие.
Она выжидает.
– Мне жаль, но со мной ничего не происходит, только опять тош…
Он вдувает ей вторую порцию дыма. Она подпрыгивает от изумления, затем закрывает глаза и вдруг затихает.
Он встает позади нее, чтобы удерживать ее тело, которое вдруг клонится назад.
Она прикрывает веки, и кажется, что она заснула.
– Ты меня слышишь, Аврора?
Она не отвечает, но улыбается.
– Аврора?
– Згрев… врпек… трезка… влеп… – отвечает она.
– Ты должна оставаться в контакте с моим голосом и реагировать на все, что я тебе скажу. Я буду твоим проводником в первом посещении твоего сознания.
Ее веки опущены, улыбка превращается в гримасу.
– Ты должна представить себе коридор, и он постепенно возникнет перед тобой. Я буду считать, и когда скажу ноль, ты окажешься в этом коридоре. 10… ты визуализируешь его… 9,8,7… его изображение становится более четким… 6,5,4,3… внимание, сейчас ты подойдешь к нему: 2, 1 и ноль. Ты видишь коридор?
Она не отвечает.
Он ждет.
– Груи… я его вижу, – произносит она.
– Видишь деревянные двери с надписями на медных табличках?
– Да.
– Подойди к одной табличке и прочти, что там написано.
– Сергей Алинович.
– Приоткрой дверь и скажи мне, что ты там видишь.
Ее зрачки движутся под прикрытыми веками.
– Какой-то человек лежит среди кучи трупов. Это Сталинград, он среди развалин, истекает кровью и ждет помощи, но санитары проходят вдалеке и его не замечают. Они кладут на носилки кого-то другого. Сергей зовет, но те так заняты, что не слышат. Он снова зовет на помощь, но потом силы покидают его и…
– Выходи. Сейчас не время лить слезы над агониями твоих прежних жизней. Это чтобы ты поняла, где ты находишься. Видишь снова коридор?
– Здесь другие имена, я должна открыть еще одну дверь? На этой написано Крис Каллаган. Я открываю.
– Что он делает?
– Он скачет в атаку на лошади с саблей в руке, перед ним вражеские отряды. Я думаю, что это Гражданская война в Америке. Противник стреляет, и пуля попадает ему прямо в грудь, он падает с лошади.
– Выходи.
– Открываю другую дверь: Ахилл Батисти. Я торговец овощами в марсельском порту, и там чума. Все люди больны, я пытаюсь дойти до дома, но спотыкаюсь, все тело у меня покрыто гнойниками, легкие полыхают огнем.
– Не надо больше открывать двери в коридоре.
– Это так захватывающе. Я открываю еще одну дверь. За ней я крестьянка в Бразилии, меня зовут Валентина Мендоса, я работаю около болота, и меня жалит змея.
– Выходи и не открывай больше двери, пожалуйста. Хорошо?
– Я в коридоре.
– Прямо напротив тебя дверь, единственная в глубине. Видишь ее?
– Да, вижу.
– Иди туда, это твоя первая жизнь на Земле, и именно она нас интересует.
Проходя вперед, она читает имена своих прошлых жизней.