Мила 2.0
Шрифт:
Затем он достал розовый кубик из отсека:
— Будешь?
Я посмотрела на крошечную конфетку с надписью Starburst на обертке. Интересно, я их до этого пробовала?
— Давай.
Пока мы ехали по улице, а мой рот заполнялся сладостью — еще раз спасибо Хантеру, — я украдкой взглянула на него. Совершенство. Он обладал просто невероятным и при этом абсолютно неброским совершенством. Бордовая рубашка навыпуск с воротником на пуговицах подчеркивала голубизну его глаз, а в мешковатых штанах цвета хаки он выглядел так, словно сошел
Когда он переключил передачу, чтобы притормозить, его пальцы коснулись моей руки, той, которую я вчера «поранила». Я вздрогнула, мысленно прокляла свой идиотизм и, в безнадежной попытке исправить положение, застыла, вообще перестав двигаться.
Пусть он не заметит. Пусть он не заметит.
Он заметил.
Брошенный им взгляд прожег мою руку насквозь, грудь сдавило от нехватки кислорода. И тогда я поняла, что совершила ошибку. Огромную. Его взгляд вскроет мою кожу, слой за слоем, обнажая мерзкое, отвратительное тело несчастного чудовища. Он увидит кабели, нейроматрицу, систему фантомных чувств. Увидит иронию в том, как я задыхаюсь без не нужного мне кислорода, увидит уродство, от одной мысли о котором меня начинало тошнить. Все то, что в красках расписывал Человек-Из-Айпода с его южным акцентом, будет разоблачено, и мы с мамой окажемся в опасности.
Я уставилась прямо перед собой и направила всю свою силу воли на то, чтобы не кинуться открывать дверцу.
Глубокий вдох — разумеется, Хантер не может видеть сквозь кожу. Так не бывает.
Долгий выдох — пару дней назад я бы сказала, что андроидов не бывает.
Глубокий вдох — может, я и до сих пор так думаю.
Долгий выдох — а если нет, то могу хотя бы притвориться.
К тому моменту как Хантер выехал на автостраду, я перехватила бразды управления собой и туго натянула.
— Твою маму что, заносит в сторону гиперопеки? — спросил он.
Ты себе не представляешь.
— Что, меня выдал тайный побег? — сказала я, сопровождая свой вопрос беззаботным смехом, который прозвучал на удивление достоверно. Через лобовое стекло был виден непрерывный быстрый поток огней, двигавшихся в противоположном направлении. Назад, в сторону ранчо, где я оставила маму.
Мама. Она на ранчо в полном одиночестве, под ложным убеждением, что я тоже там. В желудке — или в том месте, где он должен был быть, — скрутился узел.
Я перевела взгляд в свое окно, уставившись в бескрайнюю пустоту, — так выглядела ночью сельская Миннесота — и сжала лежавшие на коленях руки в кулаки. Нужно было это прекратить, не устраивать этот безумный самоанализ каждый раз, когда я чувствовала что-то человеческое. Если ставить под вопрос свои ощущения, свои органы, мельчайшие детали того, что происходит под моей кожей, все становится только в тысячу раз хуже.
— Побег и то, что она против компьютеров, — пояснил Хантер.
Компьютеры. Так…
— А у тебя
Он поерзал на сиденье, потер рукой подбородок.
— Э… нет. Мы с ними нечасто видимся.
Видимо, у меня на лице отразилась озабоченность, потому что он рассмеялся:
— Ничего страшного. Просто папа много путешествует, а мама любит ездить с ним.
— А. — Я не знала, что тут еще сказать. Жаль, что твои родители часто уезжают? Я рада, что тебе все равно? Зато твои родители существуют на самом деле, а не только в запрограммированных воспоминаниях?
Еще несколько минут прошли в молчании, потом Хантер спросил:
— Неудачный день?
Неудачный день. Если б только все было так просто. Неудачный день подразумевал что-то конечное, после чего можно как следует выспаться и проснуться готовым к новому дню и новым возможностям. Начать с чистого листа.
Эта фраза не подразумевала, что каждый день отныне и навсегда, просыпаясь, ты будешь осознавать, что тебе никогда не выбраться из этого кошмара.
— Если я совру и скажу, что сегодня был лучший день в моей жизни, ты мне поверишь?
— Надо подумать, — сказал он и сразу же заявил: — Нет.
Потом спросил:
— Это из-за мамы? Или в школе что-то?
Хантер слегка наклонил голову вбок — насколько я поняла, он неосознанно пытался заручиться поддержкой гравитации, чтобы убрать прядь волос, упавшую на левый глаз.
К этому моменту я почувствовала необходимость чем-нибудь с ним поделиться. И он, несомненно, и так завтра услышит о стычке в столовой. В общей картине этот секрет был самым безопасным, и все же… признаваться, что мы с Кейли поругались из-за него, было стыдно до невозможности.
Я потеребила край своей рубашки.
— Пообещай, что не будешь считать меня совсем глупой.
Хантер приподнял брови, но кивнул:
— Обещаю.
Я прочистила горло.
— В общем… Мы сегодня с Кейли сцепились. Из-за… тебя.
Сказав это, я зажмурилась, как будто стыд волшебным образом исчезнет, если я не увижу его выражение лица.
— Вот как.
Слишком уклончивый ответ, чтобы убедить меня открыть глаза, хотя некий намек на веселье в этих двух словах я все-таки уловила.
— Можно поинтересоваться, кто победил?
О, вот теперь он точно улыбался; я слышала в его голосе нотки смеха. И действительно, когда я, набравшись смелости, посмотрела на него, я увидела его ироничную улыбку, еще больше, чем обычно, перекошенную на одну сторону из-за того, что он прикусил изнутри левую щеку.
И что мне после этого оставалось терять?
— Я, — ответила я. Твердо.
Его улыбка стала шире:
— Отлично. Ты ведь понимаешь, что это значит?
Что у меня сверхчеловеческая скорость реакции, которая позволяет с легкостью сбить противника с ног?