Мила 2.0
Шрифт:
Я подошла к двери, ведущей к моему убежищу: одинокой скамейке в никому не нужном внутреннем дворе. Здесь не было других школьников, с которыми пришлось бы общаться, только клочок травы, три разросшихся дерева и немного перекошенное изображение символа школы, мультяшного льва.
Когда я открыла дверь наружу, холодный ветер ударил мне в лицо. Прогноз предвещал нехарактерно тоскливый для здешних мест сентябрь, и пока погода ему соответствовала. Для меня это был плюс, поскольку холод и моросящий дождь меня совершенно не беспокоили, но при этом загоняли весь остальной контингент школы внутрь.
Ну, кроме одного человека.
Дверь за мной с грохотом захлопнулась, с деликатностью выстрела оповещая о моем прибытии одинокую личность, присвоившую мое место.
Какое-то время я внимательно рассматривала его между свисающими к земле ветвями, полностью отдавая себе отчет в том, что пара любопытных глаз присматривается ко мне в ответ сквозь красно-оранжево-коричневый калейдоскоп листьев. Хантер не сидел на скамейке, как нормальные люди. Вместо этого он взобрался на спинку, поставив ноги на синие доски сиденья. Он натянул на голову капюшон и сидел, упираясь локтями в колени. В руках он бережно держал потрепанный комикс. Вот вам и «мне там нужно заполнить».
Окей… дальше что? Я окинула взглядом крошечный овальный дворик в поисках путей отступления, других мест для сидения, которые позволили бы мне не выглядеть жутким сталкером. [5] Но ничего подходящего там не было, не считая двух вариантов: сесть на мокрую траву или на грязный и настолько же мокрый бетон — оба выглядели не слишком заманчиво.
Когда я уже решила, что наименее неловким выходом из ситуации будет помахать и дать деру, из-под оливкового капюшона раздалось:
5
Сталкер (от англ. stalking — преследование) — человек, проявляющий к другому нежелательное навязчивое внимание.
— Я занял твое место?
— Формально — нет. То есть это же не моя скамейка. Она принадлежит школе.
Мои щеки запылали. Ух ты. Ну да, хорошо, формально я была права, но заявлять об этом вслух — полнейший неадекват.
До меня донесся тихий смех Хантера, и тугой узел в животе немного ослабился. Мгновение спустя я тоже засмеялась.
— Я иногда здесь прячусь от всех, но ты ведь пришел первым, так что я пойду, — сказала я.
Он передвинулся на самый край скамейки, и передо мной открылся синий простор крашеных досок:
— Места полно.
Я прикусила губу. Заманчиво. Особенно учитывая альтернативу — ощущение одиночества, которое, как ни странно, в толпе становится более явным.
— Уверен?
Он пожал плечами — жест, который был призван выразить безразличие, — но его выдали пальцы. Он барабанил ими по колену, наводя на мысль, что под маской равнодушия скрывается нечто иное. Этот крошечный импульс — тонкие пальцы, беспокойно постукивающие по протертому дениму — будто придал образу Хантера человечности.
Я вспомнила, как он смотрел в окно в классе, как резко его спокойствие контрастировало с шумом и криками, доносившимися из-за двери.
— Ну ладно.
Я поднырнула под ветку дерева и подошла к скамейке по выложенной кирпичом дорожке. Ничего особенного. Я посижу со своей стороны, он останется на своей, и мы не будем обращать друг на друга внимания.
Отличная идея — в теории. Но на практике трудновыполнимая. Сидя на своем конце скамейки, я слышала его ровное дыхание, ощущала, как от него пахнет стиральным порошком и еще чем-то мускусным — сандалом — и чувствовала, как он, читая, постукивает ногой по скамейке. Двадцать два удара в минуту.
Я подняла воротник папиной рубашки и натянула рукава на кисти. Я планировала сесть и погрузиться в воспоминания, но не вышло. Из-за того, что рядом был Хантер, я чувствовала себя странно, словно незащищенной. Так что я просто закрыла глаза и подставила лицо под дождь, пытаясь сосчитать отдельные капли, легко, словно перышки, касающиеся моей кожи.
Через три минуты непродуктивных попыток я услышала, как зашелестели страницы комикса:
— Тебя же зовут Майя, правильно? — спросил Хантер.
Испытав неожиданный укол разочарования, я открыла глаза:
— Почти. Мила.
— Извини. Ми-ла.
Хантер старательно протянул мое имя, отчего в нем появилась мелодичность, которой я прежде не слышала.
Он рассеянно кивнул, продолжая барабанить пальцами по левому колену. Я ждала следующего вопроса. Вместо этого Хантер сгорбился и на секунду перестал барабанить, чтобы перевернуть страницу своего комикса. Я попыталась перевести свое внимание обратно на двор, на свои туфли, на что угодно, кроме Хантера, но задумчивый парень с намокшими растрепанными волосами и ростом метр восемьдесят оказался слишком заметным объектом, чтобы его игнорировать. Внезапно мне захотелось еще раз услышать, как он произносит мое имя тем же мелодичным голосом.
Ми-ла.
Я подавила стон. Отлично. Видимо, я заразилась у Кейли ее парнеманией.
Хантер запрокинул голову и закрыл глаза, давая мелким брызгам оседать на щеки и ресницы. Любой другой парень из нашей школы в таком положении выглядел бы глупо, как будто он специально рисуется. Хантер выглядел просто… умиротворенным.
— Тебе ничего, что дождь идет? — спросил он, словно в полусне.
Я взглянула на плывущую над нами серую массу. Тучи не пропускали ни единого луча солнца, отчего вся школа окрасилась в мутные депрессивные цвета.
— С ним даже легче.
Он мельком глянул на меня. Заметив удивленно приподнявшуюся бровь, я тут же пожалела о сказанном. Это было слишком откровенно. Вот-вот он посмотрит на меня с жалостью. Вот-вот…
Вместо этого он мягко улыбнулся:
— Ага, — только и сказал он и закрыл глаза.
Просто «ага». И всё. Но в одном этом «ага» я ощутила больше понимания, чем за целый час обеденной болтовни с друзьями Кейли.
От этого «ага» я почувствовала облегчение, словно я наконец-то наткнулась на кого-то, способного принять меня такой, какая я есть. Принять ту меня, какой я стала после Филадельфии, после папы — а не ту счастливую, ничем не обремененную, не сломленную девушку, которую все хотели бы видеть. Включая маму. Может, вот он, наконец, человек, с которым я могла бы поговорить. Вот только незадача — я никак не могла придумать, что сказать.