Милая, хорошая
Шрифт:
– То есть?
– Ты не бойся, я в порядке. Не в буквальном смысле – я… Но мне почему-то важно понять, каким человеком она была и почему решила уйти из жизни! Как будто она чего-то не сделала, а я должна это сделать за нее.
– Ерунда… – устало произнесла Серафима. – Тебе надо съехать с этой квартиры. Просто все здесь тебе напоминает о Вике…
– Ты права! – горячо согласилась Алена. – Съеду, обязательно съеду, и наплевать на этот вид из окна!
Они снова замолчали.
– Симочка, а как у вас все-таки с Николя? – спохватилась Алена. – Он тебя не обижает?
– Нет, все в порядке, – спокойно сказала Серафима. – Он нервничает из-за своей тетки.
– Что, она умирает?
– Нет, как раз наоборот. Тетка взялась лечиться в какой-то модной клинике, где все бывшие президенты и премьер-министры лечатся… Ей делают инъекции, от которых она молодеет и здоровеет. Инъекции чего-то там особенного, чуть ли не вытяжку из нерожденных младенцев… Доктора обещают, что после них она еще лет тридцать проживет. Поэтому я на Николя не обижаюсь. Он ведь так рассчитывал на скорое наследство!
– Ага, не очень-то хорошо – ждать чьей-то смерти…
– Алена, мы не имеем права никого осуждать!
После ухода подруги Алена почувствовала все то же странное беспокойство – сродни зуду. Ну не могла она успокоиться, не разобравшись во всем!
Она любила Романа – очень, она своими глазами видела, как тот страдал после смерти жены, но тем не менее она решила поговорить с ним все на ту же тему. «Все, в последний раз! Самый-самый последний вопрос! И больше – никогда, ни единого словечка…» – в очередной раз обещала она себе.
Посреди недели у Селетина образовался свободный день, и они поехали на дачу. Катались на лыжах в солнечном лесу, потом пили глинтвейн (Роман все-таки получил возможность сделать его) и все время целовались.
– Ты счастлива? Я счастлив! Потому что ты, потому что солнце, потому что снег такой белый… – немного опьянев, говорил он. Говорил те милые и глупые слова, которые говорят люди очень влюбленные и действительно очень счастливые – вне зависимости от возраста и социального положения.
– Ромочка… – тихо произнесла она.
– Что, Ёлочка? Что?.. – Он обнял ее, потерся носом о ее щеку.
– Ты меня прости, дуру, но я, ей-богу, не могу больше… Я не могу жить, не могу радоваться, не могу любить тебя, пока не разберусь со всем этим!
Он удивленно посмотрел на нее. Его зеленовато-карие, спокойные глаза…
– Рома, ты знал, что у Вики был любовник? – отвернувшись, быстро спросила она.
Он долго молчал, а потом ответил просто:
– Да.
– Знал?! – Алена быстро повернулась к нему, схватила за руки. – Откуда ты знал?..
– Догадался. Это было нетрудно. Она уходила из дому надолго, к телефону всегда подбегала первой, ну, и прочее… много всего.
– А кто – ты знал?
– Нет.
«Никита Ратманов – вот кто! Твой друг!» – едва не закричала Алена, но вовремя сумела сдержать себя. Если Селетин не хочет этого знать, то она никогда ему не скажет… Она порывисто обняла его.
– Я тебя люблю. Я тебя очень люблю. Я никогда не сделаю тебе больно… – точно заклинание, повторила она.
– Ну-ну, не обещайся… – невесело усмехнулся он и снял ее руки со своей шеи. – А ты-то как о том прознала, свет-Аленушка?
– Тоже догадалась. Почувствовала, – быстро ответила она.
– Но как? Как, я не понимаю?..
– По некоторым мелочам, – осторожно ответила она. – Ни в одной из квартир нет никаких напоминаний о Вике. О ее существовании. Ни вещей, ни фотографий – ничего… Словно ты обиделся на нее. Не мог простить! Помнишь, я просила тебя показать еще какие-нибудь фотографии Вики?..
– М-да, история… Твой Рома – дурак и рогоносец.
– Перестань! – закричала она.
– Нет, ты права, я должен был об этом рассказать с самого начала – чтобы ты не воображала бог знает чего…
– Ты уничтожил все фотографии?
– Да.
– Ты ненавидел ее?
– Нет. – Он спрятал лицо в ладонях.
– Зачем же ты их уничтожил, зачем истребил всякую память о ней? – дрожащим голосом спросила Алена.
Он опустил руки и посмотрел ей в глаза. Ответил не сразу.
– Вот он, мой грозный судия… Это ты. Меня обвиняли в смерти жены многие, но только ты оказалась самым дотошным следователем, ты докопалась до правды.
– Ты меня пугаешь…
– Не бойся. Я просто дурак и рогоносец – и в том моя вина. Каюсь… – с неловкой улыбкой произнес он. – Очень хорошо, что ты решила продолжить этот разговор… Потому что он не был тогда закончен. Что ты хочешь знать? Я теперь готов ответить на любой твой вопрос.
– Ты любил ее?
– Да. Очень.
Алене стало не по себе.
– Ты… как давно ты узнал о том, что у нее есть любовник?
– Давно. Я думаю, все последних четыре года ее жизни у Вики был… была эта связь.
– Четыре года?.. – ахнула Алена. – Господи, это же очень много! Четыре года! Четыре года ты знал, что твоя жена изменяет тебе, и… и что же?
– Ничего, – бесстрастно ответил он. – Я молчал.
– И ни разу не пытался поговорить с ней? – выпытывала Алена.
– Пытался. Много раз. Но не напрямую – если ты об этом. «Вика, что тебя беспокоит?..», «Вика, почему ты все время молчишь? Вика, может быть, ты хочешь мне что-то рассказать, но не решаешься?», «Вика, если тебе плохо со мной, то я не буду тебя удерживать…», «Вика, ты абсолютно свободна в своих решениях…», «Вика, все будет так, как ты хочешь…», «Вика, поговори со мной. Вика, Вика, Вика!..» – Селетин вскочил и отошел к окну. Алена заметила, что его трясет.
– Но она так и не поговорила с тобой?
– Нет. Я до сих пор пилю себя за то, что оказался бесхарактерной тряпкой, что не сказал ей: «Вика, я знаю все. Выбирай – он или я!» Может быть, тогда все было бы по-другому… Я любил ее при жизни так, что мало о чем соображал. Я никогда не обижался на нее – веришь ли?.. Я обиделся на нее только один раз – когда она умерла. О, я страшно на нее разозлился! – рассмеялся он совсем невесело. – Я тогда попытался стереть всякую память о ней. Избавился от ее вещей. Переехал. Уничтожил все фотографии… Теперь, если я захочу вдруг увидеть ее лицо, то мне придется ехать в Векшин, на старое кладбище, где эта чертова семейная «усыпальница»!