Милицейская академия I–II
Шрифт:
— А вы, собственно, кто такой? — возмущается шеф. — Вам, извиняюсь, какого хрена здесь надо?
— Да вы не волнуйтесь так, Аркадий Петрович, расслабьтесь, сосчитайте до ста. Вот, кстати, сколько будет десять розовых слоников плюс двадцать синих бегемотиков? А? Ну сколько?
— Один зеленый идиот, — хрипит в ответ Петрович. — Я сейчас охрану вызову, они вам посчитают — ребра и прочие конечности.
Что интересно, тревожную кнопку при этом не жмет, ждет, стало быть, продолжения.
— Ну–ну, Аркадий Петрович, так у нас дело не пойдет. Может,
знаете — мишка по лесу гулял, птичку в небе увидал? Зайчик рядом проскакал…
— Пасть кому–то разорвал, — злобно закончил Петрович. — Катитесь, пока я вам косолапость не исправил.
И опять–таки охрану не вызывает, и сам не кидается — удивительное дело, между прочим. Если б я ему что–нибудь такое рассказал, он бы меня, клянусь, тем же факсом бы прихлопнул, а здесь ничего, терпит.
— Ну–с, ладно. Рефлексы у вас, конечно, слегка заторможенные, но норму соблюдают. А вот стул у вас, извиняюсь, как, не беспокоит? Густой или, скажем, жидкий? Вы всегда его внимательно обследуете?
В этом месте раздается жуткий крик и разные звуки, вроде как кого–то стулом стукают по голове, причем не один раз. Мы, конечно, в кабинет врываемся и что же: Петрович, в рубашке соответствующей, уже лежит на складных носилках, санитары ему воротничок поправляют, а лекарь, падла, нос засунул в наши важные бумажки на столе, а событиями вокруг вроде даже не интересуется.
Мы, конечно, ему напоминаем о больном гражданине, но неврологический патолог упрямо читает то, что ему читать не положено. Натурально, за уши патолога оттаскиваем и провожаем до дверей, помогаем погрузить директора в машину и машем вслед платочками. И буквально тут же подруливает «запорожец», из которого вылезает гражданин в белом халатике и вежливо так интересуется, кому тут понадобился психиатр.
Мы, понятно, смотрим вопросительно на Пронина — он, зараза, все это затеял, но тот руками разводит и на второго психиатра сам кидается, с вопросами. — Ну а тот спокойно отвечает:
— Мне Андрей Витальевич звонил, знакомый ваш, тот, что раньше невропатологом в Скворцова–Степанова работал. Просил, правда, завтра, подъехать, осмотреть пациента. Но завтра я не смогу, мне проще сейчас. Так, где больной, граждане?
В этом месте Тамара, как умная женщина, задает последний вопрос:
— А, простите, кем сейчас Андрей Витальевич работает?
— Как кем, вы не знаете? Начальником налоговой полиции вашего района. Давеча сильно ругался на какого–то Аркадия Петровича, обещал мозги ему вправить кардинально. Так где больной?
…Что удивительно, Андрей Витальевич нашего шефа вернул на следующий день, причем с явно исправленным мозжечком и прочими внутренностями. И всю последующую неделю мы всей конторой не вылезали из офиса, закрывая квартальный отчет и разрисовывая разные справки для налоговой.
А телефон и тем более факс мы на это время отключили — чтоб не мешали работать.
Пронин только потом уволился, когда все бумаги в налоговую вовремя сдали. Я его не осуждаю — знакомых, конечно, не выбирают — но головой тоже думать надо. У меня вот тоже друг, телемастер по образованию, патологоанатомом сейчас работает — я ж его ни к кому не приглашаю.
БИЗНЕС, КОТОРЫЙ ВСЕГДА С ТОБОЙ
Чужую машину, костюм от Володарского или хотя бы жену, каждый норовит обругать — там стучит, здесь морщит, а это вообще неизвестно как вылупилось и, главное, само не знает, зачем. Народ пошел не просто злой, а даже, прямо скажем, необъективный. Заврался народ окончательно, а в некоторых окрестностях нашего глобуса и вовсе окосел.
Когда Гера купил себе файковую кепку за четвертак зелеными, каждый прямоходящий в окрестностях сарая под громким названием отель «Москва», норовил прямо подойти и обхаять чужую собственность. Многие так прямо и говорили: «Дрянь кепка, я б за такую и рубля бы не дал».
Гера, бывало, посмотрит так пронзительно на охальника, да и пойдет себе дальше. В лабаз, например, в смысле — интуристовский магазин при отеле. На работу.
Гера у нас был труженик тыла — пока остальные мажоры фарцевали и боялись на стоянке перед сараем, Гера обслуживал интуриста натурально в инвалютном магазине — деньги там поменять по–быстрому, пока продавцы в потолок пялятся, или матрешку всучить цельнодолбанную, зато задешево и сердито. Нормальный турист вроде оставался доволен, а всяких склочников и в Америке хватает.
А Гера поправлял свою кепку, закупленную на сверхдоходы, кстати, в этом же магазине самообслуживания, да и топал себе до хаты — баксы да слаксы пересчитывать, дебит на кредит переписывать.
И вот таким макаром трудился Гера чуть не полгода, пока однажды хозяин заведения, господин Хулио Андерсен, колумбийский мафиози шведского вероисповедания, в девичестве — ирландский подданный, грубо не нарушил правила игры. Андерсен подкараулил Геру на выходе и, гнусно ухмыляясь, съездил честному фарцовщику аккурат в левый глаз, а потом добавил в ухо, и еще, и дальше бы совал свои вонючие бразильские ручонкой, но навалились прямоходящие и Геру натурально спасли.
Гера укоризненно взглянул уцелевшим глазом на рехнувшегося бизнесмена, поправил кепочку и молча продолжил путешествие к выходу.
А колумбийский мафиози, нервно дергаясь в цепких руках озабоченной общественности, орал во всю мочь на родном бурундийском наречии: «Кара мура дура са!», что в переводе означало: «Граждане! Эта сука, этот нехороший человек, шестой месяц заходит в мой магазин без кепки, которая стоит двадцать пять долларов. А выходит эта сволочь в кепке, которую толкает потом на стоянке за пятнадцать долларов США, чем сбивает мне торговлю и душит мой предпринимательский пыл. Каждый день я терял десять кепок, то бишь двести пятьдесят гринов, а эта зараза получала сто пятьдесят, и только сегодня я понял, куда деваются эти чертовы кепки. Мой склад пуст! Отпустите меня, я хочу натянуть ему эту последнюю кепку на задницу!»