Милитариум. Мир на грани (сборник)
Шрифт:
Минуют притихший в ожидании зимы и холодов лесок – даже мокрая палая листва уже не шуршит под ногами, – выходят на открытую местность. Туман всё густеет, значит, река близка, а за ней и городские ворота. Проходят по горбатому мосту, всадники дивятся – мост каменный, тяжелый, а не падает, – вступают под свод старинных крепостных ворот.
Едут, озираясь по сторонам и вверх – если где ждать засады, так здесь – в каменном мешке. Тишина полнейшая, только цокот копыт раздается, да легкое позванивание уздечек. И едва въезжают сквозь ворота в город, как из-за ближайших башен раздается дружный ружейный залп. Засада! Несколько всадников слетают с седел, Моха падает вместе с конем, успевая
Алибек едет первым, лишь по какой-то чудесной случайности ни одна пуля его не задевает. Что делать? Бьют с двух сторон, скрыться некуда. Вернуться на мост? Чтобы стреляли в спину? Да никогда.
С громким «Алла» бросает он вперед коня, оголенный клинок в руке. Еще несколько человек поспешает следом, Алибек машет им на башню напротив. Чувствует, даже не видя, как уходят остальные вправо, но сам уже не останавливается. Огибает башню и едва не застывает на месте от неожиданности – вся улица запружена фигурками в грязно-зеленых мундирах. Австрияки! Одни спешно перезаряжают ружья, другие приникли к бойницам старой башни.
Отступать поздно. Алибек еще сильнее пришпоривает коня и несется на ближайшего солдата. При виде страшного горца маленький, узкоплечий австриец с густыми усами дергает магазин своего «манлихера», пытаясь побыстрее перезарядить его. Ружье, что с примкнутым штык-ножом чуть ли не больше самого солдата, почему-то заело и не поддается. Отчаявшись, австриец выставляет его перед собой, надеясь уколоть длинным клиновидным штыком надвигающегося всадника. Но Алибек в запале отмахивается кинжалом и летит дальше, даже не замечая, что напрочь перерубил штык.
Не прерывая свой яростный клич, свесившись с седла, Алибек кружит, как шаровая молния, по узким улочкам, неся смерть врагу. Конь, весь в мыле, делает огромные скачки, перенося своего грозного седока – заросшего густым волосом, сливающимся с ворсом мохнатой папахи, – от одной стычки к другой. Выстрелы почти не тревожат горца – редкие пули успевают за его стремительным ходом, иногда пробивая слух неприятным свистом возле уха.
Кинжал в руке Алибека – будто меч из легенды, что способен рассечь скалу, он рубит, режет, колет, не разбирая металл или дерево перед ним. И плывет за горцем темный шлейф из страха и ярости. Неуязвимый для смерти всадник внушает такой ужас австрийцам, что, бросая винтовки, горохом сыплются они с башни, бегут врассыпную, вопя от страха и беспомощности. Улочка, только что запруженная солдатами, опустевает в несколько минут.
А наконец-то ощутивший знакомый зуд в ладони Алибек ликует и теряет всякий контроль над собой. Где враг? Где достойный противник? Мечется на пятачке всадник, не находит никого. И вдруг, словно наткнувшись на невидимую стену, резко останавливает он коня, увидев нечто поразительное.
Широко расставив крепкие ноги в красных штанах, стоит перед ним натуральный великан. На две головы выше, чем сам Алибек, причем шапка с пером роста только добавляет, и в плечах пошире. Черные усы – каждый чуть ли не в ладонь длиной – лихо закручены кверху, мрачный вид придают. Темно-синий мундир едва сходится на мощной груди, расшит золотом. На поясе массивная сабля висит, рукоять серебряной нитью обвита. С другой стороны – тонкий кинжал с серповидной гардой и таким же хвостовиком.
Австрийский гусар! Сотне Алибека пока с ними в сражение вступать не доводилось, только видели как-то издали, как летели гусары по полю, словно стайка разноцветных птичек. А этот, судя по богатому убранству, еще и офицер, да, небось, и из дворян. Не зря кинжал на пояс прицепил, хотя он гусарам не полагается.
Австриец тем временем рукой делает жест, будто лошадь за уздечку осаживает,
Спешивается Алибек. Сам же искал противника, вот и нарвался, как бы теперь головы не сносить. И без всяких ритуалов и церемоний – это ж война, а не дуэль – бросается он с кинжалом на гусара, надеясь на внезапность нападения. Но австриец уже саблю выхватил, легко крутит ее перед собой – никак не подобраться. Кружит тогда вокруг великана горец, словно в танце, ноги его так и мелькают, то в одну сторону уходит он, то в другую, а потом раз и удар с разворота. Гусар только успевает поворачиваться, топчется на месте, как медведь на ярмарке, но близко горца не подпускает.
Делает стремительный выпад Алибек, приседая на левое колено и пытаясь поднырнуть под звенящий круг, что образует в воздухе сабля гусара. В последнюю секунду уходит австриец с линии удара, отбивает укол с жалобным звоном. Конец пришел его сабле. Лишилась она большей части клинка, один эфес с жалким огрызком остался у него в руке, срезал остальное кинжал.
Отбрасывает в сторону испорченное оружие австриец, вытаскивает из ножен кинжал. Странно волнообразная форма у клинка, никогда такой Алибек прежде не видел. И клеймо мастера интересное – горец его почему-то способен отчетливо разглядеть с нескольких метров – два скрещенных меча.
Начинает вдруг вибрировать в руке Алибека кинжал, тревожно гудит он, вселяя в душу парня сомнение и трепет. Понимает горец: почувствовал его кинжал достойного соперника – у врага такое же родовое оружие, что поколениями впитывало память воинственных предков, вбирало в себя их души, превращаясь в живое существо из металла, как и у него. Не просто солдаты двух армий сошлись сейчас в противоборстве на тесной улочке старинного города посреди древних карпатских гор. Нет, две истории, два древних рода столкнулись между собой, и идти дальше сможет только один из них. Пришел тот час, когда жизнь как ярмарочный плясун на веревке стоит на одной ноге над пропастью смерти, и всё умение нужно сейчас приложить канатоходцу, чтобы выстоять и добраться до спасительного края обрыва.
Отводит в сторону руку с кинжалом Алибек, распрямляет ее, смотрит противнику прямо в глаза и ждет – ну-ка прояви себя, гусар! Непоколебим как скала австриец, ухмыляется лишь в густые усы. Не выдерживает азартный горец игры в гляделки, срывается с места, набегает на врага, чтобы в двух шагах от него сильно оттолкнуться и, взлетев над землей, занесенным над головой кинжалом как соколом – сверху вниз – ударить гусара в грудь. Уклоняется от удара гигант, делает шаг влево, а упавший в полуприседе горец вонзает клинок в мостовую, попадая между двух булыжников. И тут же, не вставая, с разворота, рубит врага кинжалом по ногам. Но тот снова готов к обороне, резко поднимает ногу, на которую нацелен кинжал, и сам делает несколько рубящих ударов наотмашь. На счастье Алибека, движения гусара слегка размашисты и парень успевает уклониться, а затем сам переходит в нападение, чередуя колющие и рубящие удары. В какую-то секунду кинжал даже достигает цели, слегка царапая щеку австрийца, и застывая у его горла. Всего одно усилие нужно сделать, чтобы острие рассекло кожу и мышцы, и из шеи врага ударил кровавый фонтан. Однако доли секунды не хватает: Алибек слишком сильно приблизился к австрийцу, и тот толкает его грудью, опрокидывая на спину. Оказавшись на земле, проворный горец быстро откатывается в сторону и прыжком становится на ноги. Снова и снова, отходя и атакуя, кружат они с гусаром в смертельном танце.