Миллиметрин (сборник)
Шрифт:
Виктор Иванович заметил ее тогда, когда в единственно свободном пространстве перед ним, потеснив газету, повис огромных размеров живот. Его обрамляли расстегнутые полы поношенного пальто, а сам он был обтянут красной вязаной кофтой. Живот качался в такт движения автобуса. Один раз он задел очки Виктора Ивановича и они слегка перекосились на носу. Виктор Иванович поправил очки. Второй раз живот торпедировал его шляпу, которая съехала набекрень, оставив торчать одно ухо. Виктор Иванович поправил шляпу. Он заметил, что одна пуговица на сером пальто, из которого торчал
Первой не выдержала какая-то бабка:
– Мужчина, что же вы место не уступите. Видите, женщина в положении!
Бешенство чем-то тупым толкнуло изнутри Виктора Ивановича. Он как можно хладнокровнее поднял глаза и поверх очков в упор посмотрел на беременную. Она была совсем молодой. Голова небрежно замотана платком, а широкое лицо оказалось таким конопатым, что кожа казалась однотонно рыжей. Белесые короткие ресницы часто моргали, в круглых светлых глазах не было ни тени мысли. Баба была широка в кости, высока ростом, с обветренными, грубыми, большими руками. Было непонятно, откуда это чучело могло появиться в городском автобусе. «Господи, ну и фуфло!» – подивился Виктор Иванович про себя, а вслух произнес с насмешкой:
– Женщина? Не вижу вокруг ни одной женщины!
Баба не обратила на его слова никакого внимания, продолжала часто моргать, тупо уставясь в окно. Вокруг Прокопенко чуть-чуть еле слышно колыхнулось всеобщее неодобрение и тут же затихло. Живот по-прежнему занимал отвоеванное пространство перед носом Виктора Ивановича.
«Боже мой! Спит же с такой кто-то!» – подумал Прокопенко. Удовольствие от сидячего места и газеты было испорчено. Совесть его не мучила, но атмосфера недоброжелательства, которую он почувствовал в ту минуту, его раздосадовала. Он посмотрел на правую руку беременной, которой та держалась за сиденье впереди. Кольца на ней не было и это почему-то успокоило Виктора Ивановича. Перед его носом качалась большая пуговица на желтой нитке. Он перевел взгляд в окно.
Двадцать лет назад Прокопенко привез в этот город свою жену Галю. Галя была на третьем месяце беременности и со священным ужасом следила за всеми изменениями, происходившими в ее организме. С тем же чувством обращался с Галей и Прокопенко. В то время он сильно любил жену и многое с ним происходило впервые. Галина Николаевна была маленьким, стройным существом на пять лет старше мужа, но сохранившая нежность, беззащитность и легкое, ненавязчивое женское обаяние, заменявшее ей яркую внешность. Тогда она еще не была издергана, тихо светилась счастьем и Виктор в несусветную рань носил в поликлинику на анализы баноски с ее мочой.
После института он был распределен в этот город, получил квартиру и перевез сюда Галю. Вот этот-то переезд и вспомнил Виктор Иванович.
Они уже почти добрались до дома, оставалась последняя пересадка. На остановке Галя грела живот ладонями и приговаривала шутливо-испуганно:
– Ой, замерзнет! Ой, замерзнет!
Викторт приводил
Галя села у окна, подышала на стекло и пальцем протерла себе маленькое круглое окошко на замерзшем стекле, куда смотрела одним глазом.
– Эй, девушка, – вдруг толкнула ее в бок тетка, державшая на животе огромную сумку. – Эй, не видишь, женщина пожилая стоит. Уступи место!
Галя растерянно заморгала и стала вставать.
– Сиди, – удержал ее Виктор и зло прошипел в сторону тетки: – Она беременная!
Тетка хмыкнула:
– Что-то не видно! А вот мы сейчас проверим.
Она нагнулась и короткопалой рукой вдруг стала ощупывать Галю ниже пояса. Виктор не поймал тогда эту руку, не вывернул, не вцепился в нее зубами. Он ошарашенно смотрел, как эта гадина с короткими толстыми щупальцами мяла его Галю. Наконец, рука исчезла.
– Придумают же, стервецы! – фыркнула тетка.
Галя молча смотрела на свой живот, где только что была рука. Потом перевела взгляд на Виктора. Ничего более страшного, чем этот взгляд, Виктор Иванович в своей жизни потом так и не увидел.
Того ребенка Галя так и не доносила. Выкидыш произошел на следующий день и Виктор чувствовал себя убийцей, хотя ни одного упрека в свой адрес он не услышал. Алешку она выносила трудно и урюмо, лишенная той суеверной радости, с которой ходила три месяца первой беременности.
Виктор Иванович впервые за двадцать лет проехал свою остановку. Он рванулся вперед. Наткнувшись на живот, ощутил его тугое сопротивление, вывернулся, протиснулся, заработал локтями.
– Вот жло-оь! – обругал его кто-то.
И тут он встретился взглядом с моргающими глазами беременной бабы, беззлобными и туповатыми.
– Садитесь! – усмехнулся Прокопенко, шутовски галантно указав ей на свое место.
– Та не-е! Я не могу. Дышать трудно. Мешает. – Она ткнула пальцем в круглый живот и растянула в улыбке щербатый рот.
Виктор Иванович Прокопенко шел по улицам, оглядываясь по сторонам. Вынужденная прогулка неожиданно превратилась для него в удовольствие. Начинало темнеть, зажигались фонари и свет их отражался на мокром асфальте. Воздух был прохладным и свежил Виктора Ивановича. Спешащие прохожие, женщины с авоськами почему-то не вызывали обычного раздражения. Он вдруг ощутил свое тело, его движения, и подумал, что надо похудеть.
На четвертый этаж Виктор Иванович поднялся быстрым шагом, отметив, правда, при этом небольшую одышку и дрожь в коленках.
Дверь открыла Галина Николаевна. У нее было усталое лицо и мешки под глазами. Косметикой она не пользовалась.
– Галя… – вдруг неожиданно для себя начал Прокопенко прямо с порога.
Галя удивленно, но в общем-то равнодушно, подняла брови.
– Галя… э…пойдем в кино!
Она перевела взгляд на его плащ:
– Опять пуговица оторвана. Раздевайся.