Миллион миров с тобой
Шрифт:
"Это СССР," — пишет Пол. "Это полицейское государство. Друзья доносят на друзей, и царствует паранойя. Если я буду похож на шпиона, а не на того, кто принёс знания, твои родители могут донести на меня."
Я хочу сказать ему что мама и папа никогда этого не сделают — но мама и папа так сильно меняются между мирами. Если я и думаю, что они никогда не предадут меня, у меня нет уверенности что они так же относятся к Полу.
"Я могу оказаться в ГУЛАГе", — настаивается Пол. Мне нужно медленно подойти к этой теме. Так что, на какое-то время, они должны думать, что это
"Хорошая мысль. Давай скажем, что ты вчера поранил руку. Ничего серьёзного, но она должна быть в покое. Это должно сработать".
Никто из нас не смотрит на кровать в комнате, покрывало и простыни смяты, подушки всё ещё хранят следы наших голов. То, что мы делали ночью и то, что я сказала почти кажется сном, который я бы хотела сделать явью. Поверил ли мне Пол насчёт бесконечных возможностей в нашем мире? Или шрамы от расщепления и его ужасного прошлого слишком глубоки?
Когда мы возвращаемся, мама и папа стоят посреди комнаты, на их лицах странное выражение, что-то между шоком, страхом и весельем. Мама держит Валентину, но на вытянутых руках, как неожиданную находку. Они оба не ожидают увидеть меня и Пола, и мама говорит что-то в голос. Я не знаю, что. Читать по губам особенно трудно, когда не знаешь языка, на котором говорят.
Пол делает шаг назад, открыв рот от изумления, и тогда я вижу блеск металла на шеях моих родителей. Это Жар-птица. Это означает что мама и папа в этой вселенной стали моими мамой и папой, которые наконец-то совершили путешествие между измерениями.
Я быстро беру ручку и бумагу, закрываю личную переписку между мной и Полом, и пишу:
"Это Москва. Мы с Полом здесь живём и это Валентина. Я глухая".
Мама и папа выглядят потрясёнными, и мамина рука тянется ко мне. Почему они так расстроены? Но они быстро оправляются. Через секунду папа берёт ручку и пишет.
"Это ваш ребёнок или наш? Я не знаю, что страшнее".
Я смеюсь.
"Наш, и это достаточно страшно"
Папа показывает это маме, и на их лицах появляется приторное выражение, когда они смотрят на Валентину, как будто они тают изнутри при взгляде на свою возможную внучку. Тем временем Валентина смотрит на нас всех с подозрением. Я думаю, она догадалась, что мы все притворщики.
Мама сажает Валентину себе на бедро с привычной лёгкостью, и мы вчетвером садимся за стол с вышитой скатертью, ручкой и бумагой, готовые объяснить, что происходит.
Начинает мой отец своим корявым почерком:
"Когда у нас появилось достаточно Жар-птиц из разных измерений, мы с твоей матерью поняли, что сможем значительно ускорить процесс, наконец путешествуя сами. Вместо того, чтобы П и Т строили стабилизаторы для защиты измерений, мы построим несколько сами".
"Тео теперь занимается общением с другими измерениями", — пишет мама следом, обхватив рукой Валентину, сидящую у неё на колене. Её почерк такой же тонкий и чёткий, как она сама. "Он всё ещё плохо себя чувствует, так что Джози вернулась, чтобы помочь ему"
Папа постукивает по листку, и пишет:
"Представь себе, как она переживала, когда мы рассказали ей о мотивах Главного Офиса. Она сказала, что лучше умерла бы тысячу раз, в любой версии мира, и я верю ей..."
Мама выразительно смотрит на папу и забирает обратно ручку. "Время-деньги. Благодаря данным из других вселенных, в частности отслеживанию из Военной Вселенной, мы убеждены, что Главный офис изменил план нападения. Они больше нацелены на вектора-источники."
Я судорожно вдыхаю и беру ручку. "Ты имеешь в виду, они хотят уничтожить ещё больше измерений?"
Мои родители кивают. Пол что-то бормочет, и мне не надо читать по губам чтобы разобрать слово: "кощунство". Размах преступлений Главного офиса уже достиг всевозможных рамок, и я не могу это осознать. И этому нет конца? Как мы вообще можем остановить эти тёмные версии моих родителей и Ватта Конли, которые так же умны, и ещё на несколько шагов вперёд в технологическом плане?
"Мы не можем", шепчет предательский голос у меня в голове, воспоминание о звуке среди постоянного белого шума.
Пол начинает писать. "Хотя нужно сразу же начинать создание стабилизатора для этой вселенной немедленно, у меня есть теория, что они должны сами открыть Жар-Птицу. Мы сможем подсоединить две Жар-птицы. Если одно устройство направлено на увеличение асимметрии материи-антиматерии в измерении, другое должно быть направлено на перегрузку, он прерывается на то, чтобы показать на своей Жар-Птице как это может быть сделано, перегрузка может излучать такую же мощность, как стабилизатор. Это означает, что два путешественника могут спасти Вселенную, хотя, конечно, одной Жар-Птицей нужно будет пожертвовать, и путешественник застрянет навсегда. Но в худшем случае, эта опция сможет нам помочь."
Папа берёт ручку следующим. "Потрясающе! Но нам нужно придерживаться гарантированно рабочих сценариев, по крайней мере пока. Мы можем разделиться, как только здесь всё будет налажено, и потом найдём измерения, в которых нужно работать следующим. Где можно достать материалы для стабилизатора?"
Пол отвечает: "Мы с Маргарет добрались сюда вчера вечером, у нас не было времени понять, где мы учимся или работаем"
Я замечаю паузу между его словами "у нас" и "мы", бессознательное признание того, что мы делали прошлой ночью. Прежде чем мама с папой успевают это понять, я хватаю ручку.
"Вообще-то я работаю художником-монументалистом в Коммунистической партии. Когда я попала в это измерение, я рисовала Пола крестьянином, следующим за Лениным в социалистический рай будущего." Это забавно, но неуместно, поэтому я добавляю, что называю эту вселенную Московской.
Они начинают рыться в своих карманах и в нашей почте, чтобы найти какие-нибудь зацепки. Академия Наук СССР оказывается недалеко, и у папы, мамы и Пола есть удостоверения личности (обычная бумага, заполненная пишущей машинкой, без фотографий). Вскоре Пол и мой отец нашли карту Москвы и начали выяснять, как далеко отсюда находится университет.