Миллион причин умереть

Романова Галина Владимировна

Так, так, так...

От внезапной мысли, мелькнувшей молнией озарения, Толик аж присел.

Ну почему же он сразу-то!!! Вот болван! Форменный болван! Все же белыми нитками шито!

Девочке наскучило прозябать под папиным каблуком, она и заворочала локотками. А чтобы в образе мужа не получить прообраз папы в квадрате, она и остановила свой выбор на нем – на Кулешове Анатолии, со всей тщательностью своей сволочной бабской натуры рассчитав, что более покладистого и неохочего до бизнеса муженька ей вряд ли сыскать. Сделав ставку на его трусость, она налепетала тут бог весть что... Ладно, пусть не все вяжется в ее рассказе в том плане, что каждый ее претендент будет

кандидатом в покойники, но все равно. Все поведанное ею – бред!..

– Лопух! – сказал Толик, улыбаясь своему отражению в зеркале. – Тебя только что поимели, как самого распоследнего лопуха!

Мерзопакостное трусливое предчувствие неприятностей постепенно начало отпускать, и, сделав себе огромнейших размеров сандвич с ветчиной и сыром, Толик засел у телевизора. Ложиться в постель и сделать попытку уснуть, когда время на часах движется к утру, показалось ему занятием бесполезным, вот и счел он за благо попутешествовать по ночным каналам местного кабельного телевидения.

Ребята, конечно, молодцы. Деньги из народа тянули не зря. Ящик вещал все, что твоей душе угодно. Тут тебе и спорт, и музыкалка, и художественный фильм, и даже для эротики нашли место.

Толик сидел в кресле, развалившись подобно огромному сытому коту, и едва ли не мурлыкал от наслаждения. Так ему вдруг понравилось его теперешнее состояние души.

Итак, что он имеет в настоящий момент?

Первое и самое приятное – это полное освобождение от всех обязательств в отношениях с Танькой. Пусть и богата, но слишком много интриг и головоломок в их внутрисемейных отношениях. Что дочка, что папа – одного поля ягоды. Пусть чахнут над своим златом, сколько душе угодно. Его убить, разумеется, никто не посмеет. Да и за что?! А что там они друг против друга затевают – не его печаль...

Второе, многообещающее и даже обнадеживающее, – это непричастность Ольги к убийствам. Да, несомненно, она темная лошадка. И в ее биографии больше темных пятен, чем звезд в Солнечной системе, но она – не убийца. Хотя кому-то очень сильно хотелось, чтобы окружающие думали именно так. Вспомнив Таньку-интриганку, Толик аж зубами заскрипел от злости. Все ведь перепортила и перебаламутила, стервозина. Везде встряла, лбами всех столкнула, а сама в стороне осталась...

А Оленька, пусть и не святая простота и невинность, но именно тот человек, которого он ждал все эти годы. Препятствия, что воздвигает судьба на его пути, должны еще пуще подстегнуть его, ведь без борьбы не бывает настоящей победы. О том, что Ольга ушла с работы вместе с Сергеем, Толик не вспоминал. Он убаюкивал себя самыми приятными размышлениями на предмет его намечающегося романа, неспешно расправляясь с сандвичем и с небывалым равнодушием наблюдая за пикантной сценой, развернувшейся на экране. Мысли вяло текли, уводя Толика куда-то за грань приятной полудремы, поэтому звонок, коротко тренькнувший в прихожей, он услышал не сразу. Вернее, услышал, но не воспринял. Ведь никогда гости не навещали его в половине пятого утра, такого не бывало. И вместо того чтобы встряхнуться, насторожиться, задуматься над тем, что несет с собой чей-то неурочный визит, он прошлепал босыми ступнями к входной двери, щелкнул замком и почти в тот же самый момент был сбит с ног сильным ударом огромных размеров кулака.

– Ну здорово, мудила! – почти весело поприветствовал его недавний знакомый Василий и, вваливаясь в тесноватую полутемную прихожую, сказал кому-то за своей спиной: – Здесь он, здесь! А где же ему быть-то еще? Тепленький, сонненький. Как будто бы нас поджидал...

Толик замотал головой, пытаясь прогнать оцепенение, но сильный удар в челюсть лишил его такой возможности. Изображение перед глазами расплывалось из-за выступивших слез. Челюсть нещадно ныла, а солоноватый привкус во рту свидетельствовал о том, что какой-то из зубов сильно пострадал.

Вошедших было трое вместе с оригиналом Васькой. Толик скорее угадал – кто двое остальных, прежде чем сумел сфокусировать взгляд на их размытых силуэтах.

– Вставай, сынок, разговор есть, – прокаркал Якин Святослав Иванович, по-хозяйски прошествовал в комнату и уже оттуда добавил чуть громче: – У нас не так уж много времени, так что ты давай там сопли побыстрее подбери.

Толик, опираясь о стену, кое-как поднялся. Вытер взмокшее лицо полой висевшей на вешалке куртки и, судорожно дернув головой в сторону зеркала, успел поймать свой затравленный взгляд.

«Это не жизнь, а просто дерьмо собачье!!! – едва не прорычал он вслух, вспомнив о событиях минувшей ночи и милом течении своих мыслей в последний час. – Только-только стоит поверить в хорошее, доброе, светлое, как является кто-нибудь и все топчет своими погаными сапожищами!!!»

К слову сказать, Толик сильно кривил душой против правды. Поганых сапог на вошедших не было. Дорогая добротная обувь. На Танькином отце так вообще ручной работы. Но все это отмечалось Толиком где-то на уровне подсознания. И почти следом за всем этим жуткое раздражение: ну и пусть дорогие ботинки! Ходили бы где-нибудь себе в другом месте, а не топтали его ковер!

Быстро, однако, Танька настучать успела на своего женишка. Видимо, слезы рекой пустила, раз не поленились в столь ранний час заявиться на разборки за дорогущее чадо. А она еще трепалась об убийстве. Не за этим же, в самом деле, они сюда приперлись!!!

Холод все же побежал по позвоночнику. Да еще как побежал! Ноги предательски подогнулись. Сердце заколотилось похлеще, чем у птицы, попавшей в сети. А вдруг Танька не врала?! А вдруг все то, что она говорила, – правда?! Что тогда?!

– Ты хоть понимаешь, что теперь тебе конец? – словно угадывая его мысли, поинтересовался все тот же весельчак Василий.

– П-п-понимаю, – еле разлепил Толик губы. – А за что?!

Его гости неспешно переглянулись и широко разулыбались. Видел бы кто при этом их глаза! Прочтя в них свой смертный приговор, Толик едва не разрыдался. Мелкими шажочками он прошествовал к разобранному дивану и обессиленно на него рухнул. Сил не оставалось ни на что. Попытаться закричать? Глупо. Сбежать – и того глупее. Оставалось сидеть и ждать, какими еще откровениями порадуют его незваные визитеры.

С последними те не спешили. Якин Святослав Иванович так вообще едва ли не задремал, а может, и задремал – поди пойми, что означает его расслабленная поза с откинутой на спинку кресла головой и полуприкрытыми глазами. Василий и Петро неспешно блуждали по комнате, внимательно все разглядывая и попеременно шумно втягивая носом воздух. Продолжалось подобное действо минут десять. Затем один из них (Толик не видел кто, так как спрятал свое лицо в ладонях) сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Она была здесь, это точно. Всюду запах ее духов...

– Это я и без тебя знаю, идиот, – устало обронил Святослав Иванович (не спал все же, значит). – Вопрос в другом... Знаешь, какой у меня вопрос, дорогой обожаемый зятек?

– Н-н-не-е-ет, – еле нашел в себе силы выдавить Толик, так как самые худшие его опасения начали подтверждаться. – О-от-т-к-куда?

– От верблюда! – рыкнул бесцеремонный Василий и отвесил Толику увесистую оплеуху. – Или ты говоришь, или...

– Не здесь...