Миллион причин умереть
Шрифт:
– А может, я ошибся, а, Олька? – почти плаксивым тоном в который раз вопрошал сыскарь, уже изрядно уставший от лазанья по сугробам, которые в этот день немного тронуло оттепелью. – Может, он не такой дурак, как предполагает его старик?
– Как ты-то к ним на крючок попал, мент? – тяжело дыша, поинтересовалась Ольга, стаскивая шапочку и встряхивая взмокшими волосами.
– На крючо-ок! Одно слово – дура! – передразнил он ее сердито и сплюнул ей под ноги. – Этот человек меня трижды от смерти спасал.
– Артем?!
– Какой Артем? Отец его! Мужик с большой буквы! С таких, как он, мафия на Сицилии зарождалась. Правильный мужик. Все по законам чести, о которых сегодняшние говнюки с пушками и представления не имеют. Обязан я ему, понимаешь! По гроб жизни обязан. А он никогда и ни о чем меня не просил. Ни разу! Только вот совсем недавно... Да и одолжением-то это можно было не считать, если бы не земляк твой. Как вонь поднял, еле-еле удалось убедить, что сами, мол, справимся. Думал, Артема вовремя предупредить успею. Предотвратить нужно это убийство, поняла, Олька?! Ни за что оно не должно совершиться. Тот Артем числится в мертвых. Теперешний чист, на нем ни единого пятнышка, вот и должен он продолжать жить чисто, чтобы тезка мой, значит, не мог к нему ни с какой стороны подлезть. Уж мы в этом посодействуем.
– А как же он, тезка-то твой, узнал, что Артем здесь?
– А вот по тебе, птичка, и вычислил. Отпираться мне резона не было. Сразу бы на измену подсел. Хотел...
– На двух стульях усидеть, мент, ты хотел, так и скажи, – почти зло перебила его Ольга. – Знаю я вашу ментовскую породу. Благодарность благодарностью, но за свою шкуру поганую с погонами каждый из вас маму родную продаст.
Сергей Анатольевич-младший промолчал. То ли не снизошел до ответа, то ли счел ее упреки справедливыми. Просто поднял ладонь кверху, приказывая ей замолчать, и все.
Ольга замолчала и прислушалась. Где-то хрустнула ветка. Одна, другая. Затем тишина, и снова звуки. Непохоже было, что это идет один человек. Она вскинула было голову, желая предупредить оперативника, но он приложил палец ей к губам и увлек на землю.
– Лежи тихо и не поднимай головы! – прошептал он ей на ухо. – Я сейчас!
Он скрылся за черными силуэтами деревьев, и снова все стихло. Правда, ненадолго. Минут через пять над лесом взметнулась ракета, и тут же началась стрельба. Вопли ломящихся через лес мужиков, отборная матерщина, выстрелы, чьи-то стоны – все для нее смешалось в едином кошмарном гуле. Ольга забыла даже, что лежит в тонкой куртке на снегу, что джинсы у нее надеты лишь на тонкие капроновые колготки, а шапка торчит из кармана. Она обо всем забыла. Лишь лежала и тихонько поскуливала от дикого страха.
Какофония звуков между тем все нарастала. Ей уже стало казаться, что она слышит вой милицейских сирен и что перестрелка ведется целой армией, не иначе. Затем вдруг все так же неожиданно стихло, как и началось.
Неизвестно, сколько прошло времени, пока она наконец решилась подняться и предпринять попытку выбраться на дорогу. Пройти ей удалось метров тридцать, не более, когда кто-то удачливый выстрелил одиночным. Левое плечо тут же обожгло дикой болью, и Ольга упала прямо лицом в снег...
Глава 26
Странные, странные домики...
Коньки маленьких узких крыш, поддерживаемых двухметровыми опорами. Никаких окон, дверей. Сквозные домики, продуваемые ветром, без окон и дверей...
– Очнулась?! Слава тебе, господи!!! – Кто-то жарко задышал ей в ухо. – Скажи что-нибудь, Оль! Ну, скажи!
Она попыталась открыть рот, но ничего не вышло. Вязкая соленая влага заполнила все внутри, мешая шевельнуть языком, который, казалось, не умещается во рту.
Ольга пошире открыла глаза. Сумерки. То ли утро, то ли вечер. Во рту наверняка кровь. Значит, ее легкое пробито и у нее идет горлом кровь. С такими ранами не живут долго...
– Тебе больно?! – Перед ее глазами замельтешило что-то темное. Снова горячее дыхание на ее щеке. Какая-то влага на ее губах и вновь жаркий шепот: – Открой рот, мать твою! Слышишь меня, девочка!!!
– Арте-ем?! – все же удалось ей вытолкнуть из себя. – Ты?!
И тут же горячая струя крови побежала по подбородку.
– Я, девочка, я! Сейчас все будет хорошо. Все будет хорошо, вот увидишь!!! – Артем ухватился за что-то под ее спиной и потащил ее волоком по земле. Каждое его движение отдавалось неимоверной болью в ее теле.
Ольга застонала.
– Что, детка?! – тут же среагировал он, останавливаясь и вновь склоняясь над ней. – Что, скажи?!
– Я умираю... – прохрипела Ольга через силу. И слезы обильно потекли из глаз. – Оставь меня здесь...
– Ну, детка! Ну что ты! – Артем взял ее лицо в свои руки и внимательно посмотрел на нее. – Открой рот.
– Не-ет, – сипло выдохнула она, и снова кровь оросила ей губы. – Я ранена... Легкое пробито. Кровь идет горлом. Я умираю... Я чувствую это...
– Олька! Не дури, слышишь?! Я тебе умру, дрянь ты такая! – Подбородок его задрожал, а глаза потемнели еще больше. – Я тебе умру!!! Смотри на меня! Смотри на меня и слушай!
Она поймала его лицо ускользающим в небытие взглядом и попыталась улыбнуться.
– Ты славный... Я прощаю тебя... – Так обычно прощались в финальных сценах ее любимые киногероини. Затем они умирали, а возлюбленные рыдали на их простреленных телах, так и не узнав о том, что были любимы. Ольга решила несколько изменить этот сценарий. Собрав последние, как ей казалось, силы, она пробормотала, давясь кровью: – Я люблю тебя...
– Что?!
Нет, что хотите, но он переживал ее кончину. Лицо мертвенно-бледное. Глаза увлажнились и часто-часто моргают, наверняка для того, чтобы слезу согнать. Губы бескровные и дрожат, дрожат... Не из-за того же он так убивается, что не сумел отомстить ей. А там кто знает? Ну да всевышний ему судья. Пусть мучается после ее смерти. Пусть. А она все равно ему это скажет.
Ольга снова разлепила губы, которые Артем трогал подрагивающими пальцами, и снова повторила:
– Ты славный... Я люблю тебя. Прощай...
Она закрыла глаза, и все разом исчезло. Черный купол опрокинулся на нее сверху, накрывая Ольгу вместе с ее тщетным желанием быть счастливой и свободной в этом дерьмовом, насквозь прогнившем мире...
Глава 27
Ольга сладко потянулась, ощущая свое обнаженное тело изнеженным и отдохнувшим. Ей было тепло, уютно и как-то сладостно.