Миллион в воздухе
Шрифт:
– Может быть, сказать ей, что произошло недоразумение? Ведь почти все павлины находятся у вас… и потом, мне все-таки жалко бедных англичан. Она же теперь сживет их со свету!
– А мне не жаль, – ответила Амалия, и ее взор полыхнул подобно Этне во время извержения, так что Кристиан даже поежился. – Эти господа позволяли себе разные пари в отношении меня, так что пусть теперь Кларисса делает с ними, что хочет.
И она тепло улыбнулась старой даме.
– Но что это я все о павлинах да о павлинах, – спохватилась хозяйка. – Юбер, позвоните, чтобы принесли чай. Кстати, господин комиссар, я хотела у вас уточнить:
– Отрицательно, мадам, – отвечал комиссар с легким поклоном.
– Я так и думала, – оживилась старая дама. – Скажите, а мне удастся посадить этих негодяев в тюрьму? Я думаю, пара месяцев на местной здоровой пище отучит их есть моих птиц! – мстительно прибавила она.
Уолтер тайком улыбнулся Мэй и взял ее за руку. Разгоряченная Кларисса разглагольствовала о своих ненаглядных павлинах битых четверть часа. Она пожурила французские законы за их мягкость и выразила мнение, что тем, кто обижает таких чудесных птиц, надо сразу же отрубать голову.
– Боюсь, – сказал Папийон дипломатично, – наши законодатели, мадам, с вами не согласятся.
– Очень жаль! – вздохнула Кларисса.
Исчерпав павлинью тему, она наконец вспомнила о том, ради чего все собрались, и повернулась к Амалии.
– Внучка уже рассказала мне то, что ей известно, но мне бы очень хотелось услышать вашу версию событий, сударыня, – сказала Кларисса. – Потому что, честное слово, я до сих пор кое-чего не понимаю.
– Я тоже, – заметил Уолтер.
– И я! – поддержал его граф.
– А раз уж комиссар Папийон все равно приехал в Ниццу, чтобы уточнить кое-какие детали, как он выразился, – продолжала Кларисса, – то я решила не терять даром времени и объединить вас обоих, чтобы вы нас окончательно просветили. Юбер! – Адвокат подпрыгнул в кресле. – Не спи!
– Что ты, дорогая! – воскликнул тот и через минуту вновь задремал.
– Так как же все произошло? – спросила Мэй.
Амалия прищурилась.
– Все началось, – негромко заговорила она, – с того, что французский инженер и изобретатель по имени Клеман Адер решил создать летательный аппарат тяжелее воздуха. Аппараты легче воздуха давно известны – это воздушные шары и дирижабли, но Адер хотел сделать принципиально новую машину, снабженную мотором. Первая попытка семь лет назад, в 1890 году, вроде бы увенчалась успехом, и тогда военное министерство предложило ему сотрудничество и финансирование. Таким образом, работа Адера оказалась засекречена, но вы сами понимаете, что в нашем мире нет ничего притягательнее секретов.
О новом летательном аппарате вскоре узнали за пределами Франции – и обеспокоились. Тогда же вспомнили и о предыдущих попытках создать аппараты тяжелее воздуха, так называемые самолеты. Одна из попыток принадлежит несчастному Альфонсу Пено, после которого остались подробные чертежи. Агент по имени Генрих, которому было поручено разузнать как можно больше о невиданных новых машинах, решил выкрасть эти чертежи и через некоторое время осуществил свое намерение. Однако куда больше, чем чертежи Пено, его интересовал самолет Адера под кодовым именем «Аквилон». Впрочем, не только Генрих пытался навести о нем справки, но и некий Оберштейн, также агент, причем куда более опасный и дерзкий, чем его коллега. Тем не менее Генрих все же опередил его и сумел наладить контакт со старым слугой
– Десять тысяч франков, – вставил Папийон. – Генрих обещал ему именно такую сумму, половину – как задаток, а вторую – когда чертежи окажутся у него.
Амалия кивнула.
– Не стоит забывать, что у Малле была еще одна причина для того, чтобы согласиться на предложение шпиона – в Панамском скандале он потерял все свои сбережения. Дело представлялось ему нетрудным, но он не был профессионалом и допустил несколько просчетов, а вскоре Адер, будучи человеком крайне наблюдательным, заметил, что в бумагах кто-то рылся. Изобретатель сразу же дал знать военным, а те, посовещавшись, решили привлечь к делу лучшие полицейские кадры в лице присутствующего здесь месье Папийона и его коллег, среди которых был некий Пьер Моннере.
– Мы сразу же поняли, что тут замешан кто-то из своих, кто постоянно находился в доме, – добавил Папийон. – А у месье Адера большой дом и много прислуги, поэтому пришлось разделить подозреваемых между собой.
– Пьер Моннере сразу же стал подозревать Стефана Малле, – продолжала Амалия. – Для других слуг Малле был своим человеком, преданным старым слугой, и они даже помыслить не могли, чтобы подозревать его. Но, вероятно, у Моннере был большой опыт, и он понимал, что в некоторых обстоятельствах преданность – не более чем пустой звук. Так или иначе, он взял Малле на заметку и стал следить.
– Мало того, он произвел обыск в его доме, а также в лавке его жены, – подал голос Папийон. – Пьер говорил мне, что уверен: старик не выдержит и допустит ошибку. Он установил за Малле слежку и не выпускал его из виду, рассчитывая, что предатель приведет его к агенту.
– Но Малле оказался достаточно сообразительным. К тому же он понимал, что означает провал для него и для его семьи. Он успел спрятать скопированные чертежи в церкви Святого Северина, которую посещал когда-то. В детстве он пел в местном хоре, постоянно бывал в церкви, и, думаю, для него в здании не было тайн.
– Священник по моей просьбе провел кое-какие разыскания, – заметил Папийон. – Он говорит, что герцогиня де Монпансье использовала церковь, чтобы тайно видеться там с одним из своих любовников. Не забывайте, что у герцогини были чрезвычайно натянутые отношения с королем, который не жаловал и ее поклонников. Священник уверен, что, когда герцогиня дала деньги на алтарь, она попросила сделать в стене тайник, а потом использовала его, скорее всего, для обмена письмами со своим кавалером.
– Однако Малле нашел тайнику другое применение, – прибавил граф. – Что же было потом?
– Потом, – сказала Амалия, – он написал Генриху записку, где именно следует искать чертежи. Дальше я могу только гадать. Вероятно, Малле хотел передать записку напрямую, но заметил слежку и был вынужден действовать окольным путем.
Тогда он взял дешевое кольцо, спрятал записку в коробочку и попросил жену сходить в ломбард. Квитанцию все равно надо было передать агенту.
– По словам Генриха, они должны были разминуться в книжной лавке, – вмешался Папийон. – Малле вошел бы в лавку, сунул квитанцию в книгу и ушел, уводя полицию за собой. Генрих сидел в кафе напротив и ждал. Когда Малле удалился, он вошел бы в лавку и забрал книгу.