Миллионерша
Шрифт:
Эдриен (сломленный). Оставьте меня в покое, слышите!
Эпифания. Что в нем осталось от того, кому нравилось когда-то ссужать мне пятерки, которых он не требовал обратно? Почему не требовал? Из внимательности ко мне? Из любви? Нет, из бахвальства. Ну, как же! Бедняк одалживает деньги миллионерше! В своем божественном гневе я сломала его, как ребенок ломает надоевшую игрушку. И, разломав его до истинной сущности, я увидела, что была для него не женщиной, а банковским счетом с хорошим поваром.
Патриция. Все это очень тонко замечено, дорогая, но ведь с вами вправду
Эпифания. Зато любой, по-видимому, в силах ужиться с вами, а вы с любым.
Элестер. Полли говорит истинную правду. С тобой никто не в силах ужиться.
Эпифания. Но почему? Почему?
Сэгемор. Будьте благоразумны, миссис Фицфесенден. Можно ли ужиться с ураганом, с землетрясением, с лавиной?
Эпифания. Да, можно. Тысячи людей живут на склонах вулканов, на пути лавин, на суше, которую землетрясение только вчера подняло из воды. А с миллионершей, которая способна возвыситься до назначенного ей удела и распорядиться той властью, какую дают ей деньги, жить нельзя. Что ж, пусть так. Я останусь в своем одиноком доме, останусь сама собой и буду копить миллионы, пока не найду человека, достойного быть для меня тем же, чем Элестер для Бесчулочек.
Патриция. Надеюсь, вам не придется ждать долго.
Эпифания. Я никогда не жду. Я иду вперед, а когда натыкаюсь на то, что мне нужно, хватаю это. Так я захватила Элестера. Я нахожу, что он мне не подходит: он бьет меня...
Элестер. Только в порядке самозащиты. Я никогда не поднимал на тебя руку иначе как для самозащиты.
Эпифания. Да, ты похож на великие державы: ты всегда дерешься только в целях самозащиты. Но ты на четырнадцать килограммов тяжелее меня, и в ближнем бою мне против тебя не выстоять. Ты мне не подходишь. Я бросаю тебя. Можешь уходить к этой хищнице Бесчулочек и лупить ее сколько влезет. Мистер Сэгемор, устройте нам развод. Повод — жестокое обращение и супружеская измена.
Патриция. Но мне это не нравится — это нечестно по отношению к Элестеру. Почему вы разводитесь с ним, а не он с вами?
Эпифания. Мистер Сэгемор, вчините Патриции Смит иск за похищение сердца моего мужа. Требуйте возмещения в двадцать тысяч фунтов.
Патриция. Да разве такое возможно, мистер Сэгемор?
Сэгемор. Боюсь, что да, мисс Смит. Вполне возможно.
Патриция. Ну что ж. Мой милый старый папа говаривал, что единственный способ выиграть в суде тяжбу с человеком, у которого очень много денег, это вовсе их не иметь. Вам не получить с меня двадцати тысяч фунтов. Называйте это тщеславием, если угодно, но мне даже хочется, чтобы весь мир узнал, что я сумела отнять самого лучшего и милого мужчину в Англии у самой богатой женщины этой страны.
Эпифания. Будь он проклят, ваш отец!
Элестер (с громким хохотом). Ха-ха-ха! Один-ноль в нашу пользу, Элли! (Целует Патрицию.)
Сэгемор (с улыбкой). Боюсь, миссис Фицфесенден, что последним смеялся старый мистер Смит: где ничего нет, там ничего и не возьмешь.
Эпифания. Нет, я больше так не могу. Я не дам низвести себя в болото вульгарности, где я захлебнусь. Я буду жить в полном одиночестве и останусь целомудренна до тех пор,
Врач (появляясь в дверях). Управляющий сказал, что я здесь нужен. Кому именно?
Эпифания. Мне. Идите сюда. (Повелительно протягивает ему руку.)
Врач (приближаясь и щупая ей пульс). Что-нибудь не в порядке с кровяным давлением, а? (Изумленно.) Ого! В жизни не слышал такого пульса. Настоящий кузнечный молот.
Эпифания. Это тоже моя вина?
Врач. Нет, воля аллаха. Наш пульс тоже в его воле.
Элестер. Послушайте, док, в нашей стране так говорить не годится — мы в аллаха не верим.
Врач. Это нисколько его не смущает, мой друг. Пульс все же бьется — медленный, наполненный. (Эпифании.) Вы ужасная женщина, но я влюблен в ваш пульс. Я никогда не встречал ничего подобного.
Патриция. Подумать только! Он влюбился в ее пульс.
Врач. Я врач. Женщина, в вашем смысле этого слова, для меня лишь ходячая куча недугов. Но жизнь! Пульс! Это же биение сердца аллаха, единого, великого, всемогущего! (Отпускает руку Эпифании.)
Эпифания. Мой пульс никогда не изменится. Вот любовь, которой я жажду. Я выхожу за вас. Мистер Сэгемор, исхлопочите специальное разрешение, как только разделаетесь с Элестером.
Врач. Но это невозможно — мы связаны нашими клятвами.
Эпифания. А разве я не выдержала испытания, назначенного вашей матерью? Вы получите бухгалтерское подтверждение. За первые же полчаса поисков работы я выяснила, что прожиточный минимум одинокой женщины — пять шиллингов в неделю. Еще до конца первой недели я заработала достаточно, чтобы просуществовать сто лет. И заработала честным, законным путем. Я уже объясняла вам, каким.
Врач. Это не путь аллаха, милосердного и сострадательного. Если бы вы прибавили хоть пенни в час своим работницам, из которых выжимают все соки, все это грязное предприятие пошло бы прахом. Вы просто продали его Сьюперфлу, из которого вытянули за это последние гроши, а работницы по-прежнему надрываются у него за пиастр в час.
Эпифания. Рыночную цену рабочей силы изменить невозможно — это не удастся даже вашему аллаху. Но я пришла в здешнюю гостиницу судомойкой — самой неумелой из всех судомоек, когда-нибудь бивших обеденные сервизы. Сейчас я владелица этого отеля и плачу своим служащим отнюдь не гроши.
Врач. На открытках отель выглядит очень привлекательно, а здешняя заработная плата была бы целым состоянием для любого труженика с берегов Нила. Но как насчет стариков, для которых гостиница была родным домом? Что вы скажете о старике, которого хватил удар? О старухе, потерявшей рассудок? О всех, кто угодил в работный дом? Вы грабили нищих! Мне ли, слуге аллаха, жить на такие доходы? Мне ли, целителю, помощнику, стражу здоровья и советнику жизни, связывать свою судьбу с той, кто наживается на нищете?