Миллионка.Хайшенвей ??? Haishenwai.Книга третья
Шрифт:
– Не ходи туда, Си, - снова повторила она.
– Почему?
– машинально спросила я
Все мои мысли были о том, как я буду выглядеть в платье мадам Харуко, когда примерю его.
– Потому что мадам Харуко видела, кто украл у нее платье, и пока ты отсиживалась, к твоему отцу приходила полиция, и у вас был обыск! Теперь, вероятно, они придут сюда. Я слышала, что там, возле дома госпожи Харуко, не только русская полиция, но и китайская тоже.
– А откуда ты знаешь?
– я все еще слабо осознавала нависшую
надо мной угрозу.
– Когда облетает сакура, ветер несет с собой не только ее лепестки!
Вот так всегда, нет, чтобы ответить по-человечески: беги Настаська, спасайся; на тебя донес тот-то и,
Ну что же, полетела я вместе с лепестками, как ее там, сакуры! Только вот куда?
Поймать полиция меня здесь не поймает. Год будут ловить, а не поймают! Моя Миллионка-это город в городе, где можно жить годами, не выбираясь в богатую часть города. Здесь имеется все необходимое для проживания: многочисленные лавки и магазины, забегаловки и небольшие рестораны, различные мастерские, парикмахерские, бани, прачечные, «кабинеты» восточной медицины и обычных врачей и даже свои театры. Свежие морепродукты, провизию и различный товар, в том числе и контрабандный, можно приобрести на Семеновском базаре, который сливается с Миллионкой и является также убежищем для разных бандитов. Семеновский базар дает возможность в случае необходимости скрыться. Улочки у нас на Миллионке путанные и кривые и таят массу опасностей для пришлого человека! Иногда расстояние от одной трущобы до другой такое узкое, что между ними может пролезть. …
Да любой, любой человек, из вечно голодного населения нашего квартала, но только не Иван Петрович, наш квартальный. Взвесив все это, я уже совсем собралась, несмотря на предупреждение Енеко, войти в бабушкину лачугу, как вдруг Енеко снова заговорила:
– Господин Харуко поклялся, что поймает тебя, чего бы ему это не стоило! Поэтому уже роздано, столько денег Ивану Петровичу и его подчиненным, что можно было бы купить три таких платья.
Я развернула платье и показала его Енеко, недоумевая, что же такого особенного в этом платье? Я и раньше воровала, не из удовольствия, конечно, но тем не менее... Но никогда на меня не устраивали такую травлю. Вдруг воздух вокруг меня наполнился криками возмущения, стонами, угрозами. Казалось, что кричат со всех сторон. Я покрутила головой, пытаясь понять причину шума. Когда я решилась, еще что-то спросить у Енеко, на ее месте стоял сын приказчика, Филька. Увидев, что я смотрю на него, Филька демонстративно встал напротив меня. Встал и загородил проход в ту щель, куда я собиралась юркнуть, если опасность станет уже неминуемой.
– Вот ты Настька, какая! Там узкоглазых из домов выволокли, тебя ищут! А тебе хоть бы что!
– А зачем их выволокли?
– все еще ничего не понимая и не веря в то, что сказал Филька, спросила я.
– Ты, что, правда, ничего не понимаешь?
Я покачала головой.
– Городовые разделились. Одна половина сторожит узкоглазых, вытащенных из домов, другая шмонает в их фанзах, или как они там называют свои домишки. Ищут тебя, а попутно, если что ценное в хибарах находят, то забирают себе. Как у-ли-ку. Слово то, какое! Улика! Квартальный раза три его повторил, а я и запомнил! Ну, чего молчишь? Гордая шибко? Сейчас твою гордость...
Я вздрогнула от крика, который донесся рядом.
– Что будешь делать?
– все так же спокойно, почти лениво спросил Филька.
– Буду пробираться в Корейскую слободу, там у меня дальние родственники.
– Не-а, - протянул Филька.
– Чего, не-а?
– передразнила его я.
– Ту дорогу уже перекрыли!
– ничуть не обидевшись, даже с какой-то радостью, сообщил Филька
– А если я попытаюсь скрыться через Пологую на Каторжанку? – я начала паниковать.
– И там все перекрыто, - Филька уже забавлялся, открыто и от души.
Если бы не угроза поимки, то приказчиков сынок
– И что же мне делать?
Свистки и крики приблизились вплотную к щели, которую загораживал Филька
– А, что ты мне дашь, если я тебе скажу?
– А, что я могу тебе дать? У меня ничего нет!
– А если подумать?
Но и подумав, я не смогла вспомнить, что же у меня есть такого ценного, что может удовлетворить жадного Фильку. Время шло, а Филька по-прежнему мерзко улыбался, загородив собой проход. Я начинала злиться.
– А ну-ка уйди отсюда, придурок!
– За придурка цена увеличивается вдвое! А будешь драться, закричу, все сюда и сбегутся!
– Ну, что ты хочешь?
– устало спросила я.
– Твой знаменитый гребень для волос!
– Филька, ну зачем тебе гребень? Ты же не девчонка!
– Ты Ваньку-то не валяй! Чай не глупее я тебя!
– насупился Филька.
– Продам я твой гребень и куплю себе сапоги!
– Побойся бога, Филипп! Это же мамин гребень! Как же я тебе его отдам?
– Ну, не хочешь мне, так полицейским отдашь! Да они и спрашивать тебя не будут, заберут и все! Ну, отдашь гребень? А то мне уже надоело сдерживаться! Страсть как покричать хочется!
– На, забери, Иуда! И отойди от прохода!
– А совет, что, уже не хочешь? Да не бойся, совет бесплатный! Беги к Семеновскому ковшу, только туда еще дорогу не успели перекрыть, спрячься в катакомбах, пока все не стихнет!
– Филька, знаешь, что…
– Что?
– Засунь свой совет, сам знаешь, куда! И отойди в сторону, а то зашибу ненароком! Дура, я дура! Отдать гребень за совет, который я сама себе могла дать!
Я бежала знакомой дорогой, но звуки свистков и крики не отставали от меня. Сердце выскакивало из груди, но, несмотря на это, я ускорила свой бег. Вдруг я остановилась. Опять это платье! Подол запутался в ветвях кустарника. В горячке я абсолютно забыла о причине моих несчастий, и вот теперь эта причина не давала мне бежать дальше! Я дернула платье несколько раз, материя трещала, но отцепляться не желала! Тогда я попыталась, осторожненько отцепить подол. Никак!
«Может оставить проклятое платье висеть здесь, на кусте?» - с отчаяньем подумала я.
Ага, оно будет здесь спокойненько висеть, а меня будут гнать, как зайца! Нет, уж! На мое счастье куст был хиленький, но все-таки ужасно колючий и цепкий. Пока я ломала куст, свистки неожиданно стихли и вскоре раздались с другой улицы.
Почему-то погоня повернула в другом направлении, но мне все равно надо было добираться до входа в катакомбы. С утроенной силой я приналегла на куст и, наконец, сломала его. Но вот закон подлости, как только это произошло, платье отцепилось от куста и легким облачком упало на землю. Боюсь, что когда я поднимала платье, то совсем была с ним не почтительна. И оно мне тут же отомстило. Когда я складывала платье, мою оцарапанную о кусты ладонь, пронзила новая боль! В мякоть ладони впилась застежка от цветка, который крепился прямо над грудью. Я с огорчением посмотрела на свою несчастную ладонь. Да, уж не везет, так не везёт. Хорошо еще застежка не оцарапала мне... Я представила картину, я надеваю платье, а оно раздирает мне кожу над грудью.
Уф. Ужас, какой-то! И что это за застежка такая, что так царапается? А как же мадам Харуко его надевала? Или она знала о коварном цветке и была осторожна? Ладно. С платьем и застежкой я разберусь, когда буду в безопасности. Осталось еще совсем немного. Когда я пробегала мимо японского храма Хогандзи, меня кто-то окликнул. Тихо так, почти неслышно. Это был дедушка моей подружки Енеко, он кивнул мне и поманил за собой, приглашая пройти за ним в прохладные глубины храма. Соблазн был велик, но все-таки надо бы спрятаться получше! Не хватало еще привести за собой беду в дом Енеко! Поблагодарив дедушку, я побежала дальше.