Миллионные дни
Шрифт:
Но нет, он еще не мог вернуться обратно. Слишком много дел надо было тут выполнить. Итак, вскинув топор на плечо, он двинулся через кучи замерзших отбросов и мусора к древнему торфяному болоту, где жители поселка добывали топливо.
Все долгое утро он резал промерзший торф и складывал его в кучи. Вокруг него ярился ветер; жестокий холод превращал каждый вдох в смертную муку. Наконец, когда на мгновение выглянуло бледное желтое солнце и Дэндор увидел, что оно стоит прямо над его головой, он собрал большую вязанку полуокаменевших веток, тяжелых, как кирпичи. Взвалив хворост на спину, он двинулся обратно к убогим хижинам Нестронда.
Нона грохнула на стол миску с жидким супом и сунула ему кусок черствого хлеба; это называлось обедом. Он молчаливо выхлебал суп и отправился на задний двор копать новую выгребную яму. По сравнению с этим занятием его утренняя работа была легким отдыхом. Казалось, что земля, которую он долбил, замерзла еще в те времена, когда Нестронд сделал первый виток по орбите вокруг своего скупо греющего солнца. К вечеру его спина и ноги мучительно ныли от боли. Яма была выкопана на один фут, когда наступила ночь и он прекратил работу. Пошатываясь, Дэндор отправился в хижину; в голове у него была только одна мысль — спать.
Жуткий вой, который вырвал его из беспокойного забытья, пришел, казалось, из глубочайших бездн ада.
— Что… что это? — спросил он.
— Ледяные волки, кретин! — с ужасом завизжала Нона. — Они на скотном дворе! Выметайся, живо, и прогони их!
Дэндор поднялся на дрожащих ногах, нащупывая свою одежду; в этот момент новое завывание разорвало ночь. Он потянулся за лазерным пистолетом, когда Нона опять завизжала:
— Поторопись! Эти твари могут разнести хлев в щепки!
Он был уже за дверью, сжимая в одной руке пистолет, а в другой — фонарь. Теперь он увидел их, шестиногих громадных зверей, воплощение ужаса. Один, приподнявшись на четырех лапах, рвал клыками балку сарая. Дэндор услышал жалобное мычание обезумевших от страха коров.
Он с трудом двинулся через снежные сугробы к хлеву. По-видимому, тварь заметила его; пылающие яростью красные глаза уставились на Дэндора. На мгновение зверь задержался около растерзанного бревна; затем повернулся и стремительным прыжком бросился на него.
Нападение было неожиданным, и он не успел вскинуть оружие. Он выстрелил прямо от бедра, и луч лазера поразил чудовище в плечо.
Не слишком удачный выстрел. Он шагнул в сторону, когда огромное тело пролетело над ним, и послал разряд в голову монстра. А затем смерть почти настигла его — пока обезглавленная тварь издыхала в снегу, орошая все вокруг кровью. Смерть почти настигла его потому, что он на долю секунды забыл о втором чудовище.
Зверь ударил его сзади и бросил на мерзлую землю. Огромная туша возвышалась над ним; он закричал, когда когти чудовища вырвали клок плоти у него из бедра и страшные челюсти метнулись к его горлу.
Фонарь выпал из его руки, но пистолет был прочно закреплен на ремне, перекинутом через плечо. Он нашарил спуск и ударил лучом максимальной мощности. Сверкающая нить рассекла ноги ледяного волка; зверь свалился на бок, и Дэндор почувствовал себя свободным. Следующим выстрелом он прикончил зверя; затем тьма беспамятства сомкнулась над ним.
Он пришел в себя в хижине. Он лежал на столе; Нона и какой-то незнакомый человек склонились над ним.
— Ну, на этот раз ты влип в хорошенькую историю, — заявила Нона, когда он открыл глаза.
— Ногу придется отрезать, — сказал незнакомец.
— Вы — доктор? — прохрипел Дэндор.
— Единственный по эту сторону от Альфы Центавра, — подтвердил человек.
— Больно… можете вы дать мне что-нибудь?
— Я сделаю вам укол морфия… это последний морфий, что у меня остался. На Земле мы могли бы спасти вам ногу… но здесь… — Он беспомощно развел руками.
Дэндор чувствовал, как яростное пламя боли разливается в его растерзанной ноге. Его лицо исказила гримаса; затем он увидел легкую усмешку, скользнувшую по губам Ноны. Она сказала:
— Когда вы приметесь резать эту ногу — с морфием или без него, — боль, наверное, будет адская, не так ли, док?
— У меня есть немного виски в машине, — пробормотал доктор. — Схожу-ка за ним.
Он вышел. Нона склонилась над Дэндором и посмотрела ему в глаза.
— Это будет действительно больно, голубчик. Так же больно, как мне — каждый раз, когда ты уходил и оставлял меня. Когда ты уходил в свой проклятый черный ящик.
— Нет, Нона, нет! Я не хотел причинять тебе боли. Ты не… — Он почти проговорился, что она не может ощущать боли. Но остановился: он не был уверен, что это — правда.
— Теперь ты не сможешь спрятаться в этой штуке — только с одной ногой, — уверенно заявила она. — Ты останешься здесь, со мной. И ты будешь ласковым и нежным.
— Нона! Нет, ты не поймешь, никогда не поймешь! — Он хотел сказать ей что-то умоляющее, но в это время вошел доктор, держа в руках кварту виски и свой черный саквояж.
— Вот, глотните-ка побыстрее, — сказал он и поднес бутылку к губам Дэндора.
Виски обжигало горло и туманило голову. Но это не слишком помогало.
Доктор резал и пилил. Дэндору казалось, что от пронзительных воплей у него разорвется череп. Почему ремни, которыми его привязали к столу, не лопаются от этих криков? Почему его проклятья не испепеляют двух мучителей, что склонились над ним?
— Ну, похоже, теперь — все, — услышал он слова доктора, когда боль в очередной раз вырвала его из тумана беспамятства. — Мы должны еще прижечь культю, иначе он истечет кровью. У меня нет ничего под руками, но эта кочерга, пожалуй, подойдет. Идите сюда и помогите мне ее нагреть.