Миллионщица
Шрифт:
И он понял все. И в следующую секунду Велене показалось, что она куда-то летит, потому что неведомая сила оторвала ее от пола, легко подняв не вверх даже, а ввысь, и совсем рядом она увидела глаза Ильи, в которых сквозь навернувшиеся у этого на самом деле сильного и, несомненно, мужественного человека слезы светилось то же, что и в ее глазах, – боль и любовь, любовь и боль. Впервые за все их общие годы Велена ощутила прикосновение его губ к своим губам, и оно оказалось именно таким, каким она ожидала его, кажется, всю свою жизнь – решительным и нежным одновременно…
И тогда впервые на памяти Илюши и ее самой,
Александр Борисович Турецкий посмотрел на часы, затем на сидевшего напротив него Романова. Диктофон был только что выключен, время успело перевалить за половину двенадцатого ночи, а его собеседник, немного успокоившийся в процессе их долгого разговора, а затем прослушивания записи, устало сутулился на стуле для посетителей, потеряв вдруг ту подтянутость служаки, которую Турецкий отметил в нем в первый момент. Это было естественно: человек, совершивший решительный и необратимый по последствиям поступок, всегда ощущает некоторую опустошенность…
Мобильный телефон Турецкого нарушил возникшую паузу.
Александр Борисович взглянул на определитель номера и, вздохнув, включил связь.
– Ну, и что теперь?.. – Голос Ирины Генриховны, любимой супруги, так и не дождавшейся от него обещанного возвращения «пораньше», то есть к ужину, был, как всегда в таких случаях, ироничен. Никакой особой злости в нем, однако, не чувствовалось. Турецкий невольно улыбнулся, прежде чем отозваться.
Вот именно это качество жены он и ценил в ней превыше всего: никогда она на самом деле всерьез не делала проблемы из тех особенностей его работы, которые приводят к абсолютно достоверному, подтверждаемому из года в год статистикой факту: число разводов среди работников правоохранительных органов едва ли не на порядок выше, чем у людей любой другой профессии. Во всяком случае, пальму первенства в этом отношении держат именно они. И, как правило, инициатива развода исходит от их «половин».
Ирина Генриховна в этом отношении являлась удивительно терпеливым и стойким исключением, однако чисто внешне «традицию бунта» соблюдала весьма тщательно, чем немало забавляла своего супруга: сейчас явно был как раз тот самый случай.
– Виноват, Ириша, – начал исполнять свою роль Александр Борисович. – Похоже, сегодня ехать домой мне просто нет смысла…
Выслушав все, что было положено в таких случаях – во-первых, а вслед за этим не вполне последовательно инструкцию по поиску утром, когда он, вероятно, все-таки вспомнит свой домашний адрес, оставленного ему завтрака – во-вторых, Турецкий пожелал супруге спокойной ночи и отключил связь.
За время разговора Турецкого с женой Романов немного пришел в себя, во всяком случае, сутулиться перестал. Но и никаких просьб по части своих, личных проблем выражать больше не пытался. Александр Борисович, еще немного помолчав, заговорил об этом сам.
– Скажите, Владимир Кириллович, – начал он, – вас чем-то не устраивает работа у Иванова? Только честно, как на духу! Лично мне кажется, что вы чего-то боитесь, и не только в связи с делом Стуловой. Ведь что-то же заставило вас сделать эту запись? – Он кивнул на диктофон. – И это при том, что зарплата ваша нынешняя – не в пример прежней…
Некоторое время молчал и Романов, который теперь опять сидел на стуле прямо и напряженно. Владимир понимал, сколь многое зависит сейчас от его ответа, от его способности к прямоте и честности…
И он решился.
– Я вам отвечу, Александр Борисович, правду, во всяком случае так, как я ее сам вижу. Я погорел из-за денег. Бес попутал, и раз честно – значит, честно: путал меня бес неоднократно, это я попался только один раз…
Турецкий кивнул, с интересом глядя на своего собеседника, понимая, как на самом деле трудно дается тому каждое слово.
– Ну… В общем, конечно, Иванову я более чем обязан тем, что он сумел вытащить меня каким-то чудом из-под суда. Я тогда не особо задумывался о характере этого «чуда», понял только потом, уже работая на него… Вы правы: когда я догадался, что он путается с бандитами, взятки направо и налево раздает, то действительно испугался. Почему – говорить не стану, вы и сами понимаете. Но дело не только в этом. Я, только попав к нему на службу, понял, что свою работу, оказывается, любил, что на самом деле, хотя я сам нарушал закон, но… Не всякое нарушение – я имею в виду по уровню тяжести – для меня «проходимо», понимаете?
Как ни странно, но, несмотря на некоторую невнятность, Турецкий его понял, и вновь мелькнуло в памяти библейское «блудный сын».
– И вообще! – вдруг довольно резко закончил Романов. – Оказывается, деньги, при всей своей необходимости, счастливым человека не делают, а может, даже и способствуют несчастью, не знаю…
– А раньше вы, выходит, об этом не подозревали, – усмехнулся Александр Борисович, покачав головой. – Вот что, Владимир Кириллович… Не хочу обнадеживать вас твердо, но обещаю поговорить с одним человеком, обсудить все, вместе взятое, включая ваше вполне действенное покаяние. Молите Бога о том, чтобы на деле Стуловой удалось прихватить еще и Ярого, – сами понимаете, сколь многие ваши бывшие коллеги будут в этом случае вам благодарны. Пока же лично от меня – искреннее спасибо. Вы нам действительно неожиданно очень вовремя помогли!
Оставшись один, Александр Борисович первым делом отправился в приемную Меркулова: он знал, что заботливая Клавдия в маленьком холодильнике, умело замаскированном под тумбочку, всегда оставляет что-нибудь съестное – на случай, если кто-то из сотрудников так надолго, как получилось сегодня у Турецкого, засидится на работе. Есть хотелось давно и сильно, и обнаруженные бутерброды с колбасой, сыром и красной рыбой привели Александра Борисовича в подлинный восторг. Известно, что на сытый желудок и думается, и руководится гораздо лучше, чем на пустой!
Покончив с едой, Турецкий снова посмотрел на часы и, сам себе кивнув, набрал номер Грязнова-младшего. Денис умилял его еще и тем, что по своему мобильному отзывался всегда моментально – чем бы ни был занят.
– Ты где? – поинтересовался Александр Борисович.
– Как это – где? На стреме, конечно! Так же, как и ты, дядь Сань, если верить моему определителю: звонишь с рабочего объекта. Ну чего тебе так не терпится? Ехал бы домой, поспал малость, а утром мы бы доложились.
– Не вышло у меня домой, а теперь вроде как и смысла нет. Был тут у меня один интересный посетитель, как раз по нашему делу. Слушай, а ты там с кем?