Милосердные сестры
Шрифт:
– О, это совершенно новое лекарство. – Она почти коснулась своим лицом его лица, вынимая из кармана шприц, полный прозрачной жидкости, и вводя его в трубку, по которой в его тело поступал питательный раствор.
Он воспользовался моментом и схватил ее за бедро. На этот раз она не пыталась отстраниться. Внезапно он почувствовал, как сдавило грудь. Его пальцы ослабли и сами по себе разжались. Охваченный ужасом, он через силу повернул голову и посмотрел на сестру. Она стояла без движения и благожелательно улыбаясь ему. Он хотел было закричать, но сквозь распухшие парализованные голосовые
Воздух превратился в тяжелую и густую патоку. Он прилагал отчаянные усилия, чтобы заставить попасть его в легкие. Его левая рука беспомощно болталась у края кровати.
– Это панкурон, – приятно улыбаясь, объясняла сестра. – Быстродействующая форма кураре. Им индейцы смазывают наконечники своих стрел. Видите ли, ваша жена понимает вас значительно лучше, чем вы это себе представляете, мистер Перри. Она понимает вас настолько хорошо, что завещала значительную часть вашей страховки нам, с тем, чтобы мы могли бы устранить вас из ее жизни.
Перри хотел что-то ответить, но не мог даже пошевелить веками. Какая-то мутная пелена застлала все предметы в палате и страх уступил место отрешенному чувству эйфории. Неподвижными глазами сквозь туманную завесу он успел заметить, как сестра расстегнула две верхние пуговицы униформы, обнажив роскошную грудь.
– Не беспокойтесь о цветах, мистер Перри. Я буду аккуратно их поливать. – То были последние слова, которые он слышал.
Джанет Поулос положила руку Перри на кровать, убедилась, что в коридоре третьего крыла никого не видно, и спокойно покинула этаж. Когда лестничная дверь закрылась за ней, она позволила себе улыбнуться... впервые с того момента, как был введен панкурон. Сегодня выдался исключительно благоприятный для Сада день. Как и предсказывала Георгина. Сначала мастерская работа Лили, и вот теперь она. Гиацинта. Она рассмеялась, и ее смех эхом разнесся по пустой лестничной площадке.
В своем офисе, на Севере-1, Джанет села за письменный стол, закрыла глаза и вновь оживила в памяти сцену в палате Карла Перри. Ощущение власти, полного контроля над чужими жизнями и теперь не покидало ее. Это пьянящее чувство она и другие из Сада открыли для себя через "Союз ради жизни". Союз с его высокопарным благородством пусть для кое-кого и прекрасен, рассуждала Джанет, но только созданный Георгиной Сад дает истинное вдохновение. То, что им платят и платят хорошо за их усилия, только увеличивает ставки в игре. Джанет была искренне благодарна Георгине за то, что она привлекла Гиацинту.
Затем, как это часто бывало после того, как она представила первого кандидата Союзу или Саду, Джанет принялась думать о мужчине, первом мужчине, которого она познала, единственном мужчине, которого она когда-либо любила. Стал ли он, как хотел, профессором хирургии? Почему после той ночи он так и не позвонил? Теперь-то бы он увидел ее в совершенно ином свете. Она тоже стала сильной. Почти такой же сильной, как самый сильный хирург в мире. Вот если бы он только мог увидеть ее... Джанет пожала плечами. "Кому это надо", – вслух произнесла она. – Кому, черт возьми, это надо".
Она взяла телефонную трубку. Настало время поделиться радостью от столь удачного дня с Георгиной.
Глава VII
Часы показывали одиннадцать тридцать, когда вечерняя смена отделения Юг-4 закончила составление отчетов, и на смену им заступила группа, которая будет нести дежурство с одиннадцати вечера до семи утра. Кристина Билл на маршрутном такси "пинкертон" доехала до автомобильной стоянки С. Обессиленная, она отклонила предложение Четырех коллег пропустить по маленькой и направилась домой.
В двадцати милях поодаль в "спальном пригороде" Уэлсли доктор Джордж Куртис опрокинул бокал виски и неторопливо зашагал из кабинета, отделанного под дуб, в спальню. Его жена, включив ночник и обложившись подушками, беспокойно взглянула на мужа и спросила:
– Ну, как там миссис Перри?
Куртис присел на край кровати и тяжело перевел дух. – Сильно потрясена, но должна выстоять. Я вызвался подъехать и поговорить, но она ответила, что в этом нет необходимости, и с ней рядом родные и близкие. Самое лучшее то, что она ничего не сказала при вскрытии.
– Что значит это "самое лучшее"? – с недоумением спросила она. – Джордж, в чем дело?
– Хм... насколько я понял дежурного врача, у Перри коронаротромбоз либо кровотечение в голосовых связках, которые я оперировал. В любом случае его жена могла бы подать в суд по поводу преступной халатности, заявив, что его нужно было перевести в блок интенсивной терапии. Без вскрытия она не располагает определенными данными и, следовательно, лишена возможности вчинить нам иск. И я говорю "Аминь".
– Аминь, – живо подхватила жена, выключая свет и подкатываясь к мужу.
Кристина ехала медленно, автоматически ведя свой "мустанг" и не обращая внимания на движущиеся рядом машины. На освещенных – неоном тротуарах ночная жизнь центральной части города шла своим чередом. Проститутки и карманники, наркоманы и алкоголики, перемешавшись с толпами молодежи, входили и выходили из дверей баров, кафе и забегаловок. Это был мир, который обычно очаровывал ее, но в этот вечер ей было не до него. Мыслями она была в другом месте... там, далеко, где разыгрывался теннисный матч. Две женщины на изумрудном корте... или, возможно, это была одна женщина, поскольку одновременно они не появлялись... Одинокая, отбивающая мяч фигура в белом платье, наносящая энергичные точные удары.
Задумавшись, она проскочила на красный свет и вылетела на широкий бульвар, ведущий из города.
Внезапно она догадалась, почему в ее воображении мелькнул теннисный матч. С каждым замахом, при каждом ударе лицо женщины менялось. Сначала это была Шарлотта Томас, улыбающаяся, радостно смеющаяся при каждом удачном попадании мяча; затем перекошенное и бледное лицо ее собственной матери, строгой немки, чья преданность пятерым детям в конце концов привела к преждевременной смерти.
Удары участились, и при каждом новом ударе ракеткой резко менялось лицо бьющего, пока оно не расплылось в неясное пятно.