Милостыня от неправды
Шрифт:
— Ты даришь его мне, Ту? — спросил Иавал, не понимая намерений брата. Тувалкаин посмотрел на Иавала со скупым сожалением. Все вокруг Иавала вызывало жалость: и подгнившие безшкурные жерди шатра, и пропыленные ковры, давно потерявшие рисунок, и развешанное тут и там тряпье. — Я не верю в твое бескорыстие, брат! — прямо сказал Иавал.
— Либо ты бросишь пить и с помощью этого змеевика наладишь торговлю пшеничным вином и вернешь себе свои стада и, может быть, восстановишь жертвенник, либо сопьешься окончательно! Ты, Иавал, не просыхаешь почти столетие. Мне ты нужен трезвым, — сказал Тувалкаин не своим голосом.
Иавал пристально посмотрел в глаза брату.
— До того, как начался твой великий запой, ты имел обыкновение раз в седмицу (я не знаю, какими законами творения ты пользовался, Иавал, и где находил ты знания, какие ангелы тебе их собирали), но раз в седмицу ты как бы из ничего создавал двухлетнюю
Не в силах утерпеть, Иавал схватил привезенный Тувалкаином мех с пшеничным вином и налил себе в чеплашку, изрядно замочив ковер. Выпил и прикрыл глаза, точно созерцая, как жидкость расходится по членам. Не открывая глаз, сказал:
— О н и стали нашептывать мне, чтобы я как бы из ничего, как ты говоришь, создавал себе подобного. Это не какие-то выдуманные истории, записанные на пергаменте, это правда, Ту! Это жуткая правда! Я не захотел, чтобы духи помыкали мной, и я в глубине души рад, Ту, что у меня их всех украли.
— Ты знаешь, кто их украл у тебя?
— Не знаю! И знать не хочу! Но думаю, что это твои люди, Ту. Украв духов, они почувствовали в себе некие способности, которые якобы дремали в них. Твои люди не знают, что эти способности — не их. Это способности падших ангелов! Конечно, и от человека требуется талант. — Иавал налил себе еще чеплашку и выпил, но уже не так жадно. Тувалкаин усмехнулся и увидел себя как бы со стороны.
— Своими словами, Иавал, ты напоминаешь мне Еноха-сифита. — На глубине голоса Тувалкаина слышался чужой голос.
— Мне это сравнение не обидно, Ту! — Странное ощущение не покидало Иавала: он будто отделился от себя самого. — Хотя ты и называл меня в свое время степным бандитом, я был и остаюсь самым свободным каинитом на свете. И мне было неприятно ощущение жизни под воздействием высших духовных сил. Думаю, тебе это знакомо, Ту! Помнишь, того кузнеца, которого духи заставляли повторять одно и то же слово? Порой он успевал сказать, что кто-то говорит из его головы. Те, кто поселился в наших головах, Ту, мощнее и хитрее. Они находятся с нами как бы в гармонии, и мы не замечаем их внутри себя, как бы не замечаем, Ту!
Тувалкаин с испугом увидел, что Иавал пьет ячменное вино, а, стало быть, говорить не может.
— То, что мы задумали, Иавал, нуждается в большом духовном опыте человека, — сказал Тувалкаин не своим голосом, который не совпадал с дыханием.
— Стало быть, Ту, ты собрался создавать людей, — усмехнулся Иавал и с опаской глянул на брата. Хотелось еще выпить, но Иавал сдержался.
— Но ты, ведь, тоже… пробовал? — с надеждой спросил Тувалкаин.
— Это получилось как бы само собой, но я сразу остановился… я испугался.
— Чего ты испугался? Насколько я тебя знаю, этот глагол вообще неприменим к тебе!
— Это трудно объяснить, Ту. Если ты встал на этот путь, то вскоре вспомнишь меня. Тут дело не во мне, а вообще во всех нас… в людях… Мы — творцы, и высшим духам мы нужны как творцы, а мы управлять ими не можем. Они ловят нас на иллюзии своей управляемости! — Иавал усмехнулся и налил себе еще чеплашку. Он видел себя как бы со стороны и нравился себе все больше и больше.
— Иавал, мы сможем обойтись и без тебя! Но твой духовный опыт очень обогатил бы наши исследования. Что может быть страшнее смерти, Иавал? Освободить человека от смерти, — есть ли задача выше и благороднее? Здесь, на земле, человек должен чувствовать себя, как Адам в раю. И не будет строить из себя святош, как всякие там енохи и сифы. Исследователи человека существенно продвинулись в своих изысканиях! И еще раз повторяю: мы заинтересованы в твоей духовной помощи, — заманивал Иавала Тувалкаин. — Уже сегодня мы можем многое — завтра мы существенно продлим жизнь человека. Разве человек не достоин того, чтобы жить не пятьсот-семьсот лет, как сейчас, а значительно дольше? Где твоя дерзость, Иавал? Ты же — каинит!
— И все это мне говорит человек, уничтоживший тысячи людей!
— Если у нас все получится, мы их воскресим! Если тебе от этого легче… А пока я оставляю тебе змеевик, и пусть слабые сопьются и захлебнутся в своей блевотине!.. Я бы мог, Иавал, подарить тебе все утерянное тобой и дать больше, много больше, но ты — каинит, а, значит, горд и не примешь моих даров. Поэтому я дарю тебе не рыбу, а удочку…
14
Оставшись один, Иавал выпил еще чеплашку пшеничного вина, привезенного Тувалкаином, и сказал сам себе:
«Во-первых, надо выяснить, почему я, потерпев в духовной войне поражение, остался жив. Кто за этим стоит? Понятно, сволочи, понятно, расстрелять, но — кто? Может быть, дело не только в людях? Может, мои духи-помощники были не такими уж и помощниками? Может, им тошно без подлости, и они сами спровоцировали духовную войну? Без человека они сражаться не могут. Они даруют нам сверхчеловеческие способности и заставляют воевать. Но воюют ли духи без согласия человека? Может, им нужно слово — мое или моего врага? Но кто мой враг? И смогу ли я помириться с ним, если духи этого не захотят?
Что говорит мой опыт? А у меня большой опыт! Я стал жрецом, когда животные день и ночь пытались сравнять с землей основанный Каином город. Жуткие были времена!.. Мы стреляли в них камнями, стрелами, дротиками, ошпаривали со стен кипятком, превращали их в месиво, а они все равно шли и шли. После боев сжигали зверье во рву. Звериной кровью заливали погребальные костры. О, это были битвы! И птицы были против нас! Помнится, плели сеть. Ею был накрыт весь город. Постоянно заделывали прорехи. Так мы жили в первом городе. Боги точно прокляли нас! И мы воевали с этими проклятиями… Кто-то лежит посреди улицы с отгрызанной рукой и бледным лицом. Тут же издыхает здоровая болотная кошка. Чем крепче укрепляли мы стены, тем яростнее восставало на них звериное стадо. Вот когда я стал жрецом! Это так. А раз так, значит, я могу во всем разобраться… Надо выпить! Только два глотка, и потерпеть до заката!.. Так… На чем я остановился? Когда у меня украли духов? Когда я бывал в неумеренном подпитии, духи оставались при мне. Но молился я редко. Я забросил капище. Это первое, но не главное! Но животные еще слушались меня. Когда я (или духи) готовил (готовили) как бы из ничего поросенка, духи, естественно, тоже были со мной. — Иавал поднялся и заходил по шатру. — Когда у меня появился соблазн из ничего сделать человека… Человека! Значит, какой-то жрец (или клан жрецов) занимался тем же самым, и я невольно вторгся в сферу их интересов. И поскольку я испугался и перестал волхвовать, духи, которых я невольно позаимствовал у тех жрецов, ушли обратно к ним, пленив и моих помощников, даже тех, которые помогали мне пасти скот. Или они просто-напросто разбежались от моего ничегонеделания, а скот мой растащили не пойми кто. Сволочи и дерьмо — расстрелять!.. Но кто стоит за созданием как бы из ничего человека? Сифитов отметаем — стало быть, свои! Сволочи и дерьмо — расстрелять! А из своих серьезно этим делом могут заниматься только мой брат Тувалкаин и его жрец Иагу. Поэтому я и остался живым в духовной войне: я с ними близкой крови… Тогда зачем сам Тувалкаин приезжал сегодня? Хотел вернуть мне человеческое достоинство по братской любви? Нет, это на него не похоже! Потому как он — сволочь и дерьмо!.. Он приезжал потому, что собирается вернуть мне духов! И вернуть так, будто я сам верну их себе. Потому что жрецы Тувалкаина, воссоздав как бы из ничего какую-нибудь зверушку, не могут долго поддерживать в ней жизнь. И каких бы результатов они не достигли, им нужен я, нужен мой духовный опыт, им нужны духи, которых только я способен удержать возле себя и которых не может удержать весь их клан. Они еще не знают, что, подчиняя себе духов, доходишь до духа, которому нельзя не подчиниться самому! А, может, уже знают, уже дошли и испугались. Может, уже испугались духов, которых я в силах подчинять себе! Если они, конечно, не притворяются, заманивая меня в ловушку. Жрецы Тувалкаина не умеют восхвалять духов, не знают, что они падки на лесть. А я знаю. Тувалкаин сегодня не мог рассказать мне о давешней духовной войне, ибо войны жрецов ведутся тайно. И помалкивать надо как о друзьях своих, так и о врагах своих… Молодец, Иавал! Правда, молодец! Еще бы пить бросить! Хоть сифитскому Богу молись!.. Но если я прав, то в предстоящей духовной битве я выиграю почти без боя. Тувалкаин и Иагу сдадут мне всех своих жрецов вместе с их духами! Конечно, Тувалкаин инсценирует какое-то духовное сопротивление, чтобы польстить мне. Как ты по-бабьи жесток, Ту! Я знаю, что твои жрецы — сволочи и дерьмо, — но зачем убивать их моими руками?.. Кстати, а почему мне раньше не приходилось никого убивать? Потому что я был самым сильным жрецом и на низших духов и их перемещения не обращал внимания. Те подчинялись только по своей духовной иерархии, без человека. Но вот настало время, когда без этого просто нельзя, ибо дело задуманное Тувалкаином, требует помощи высших духовных иерархов, а этим уже нужна человеческая кровушка».
Таким образом Иавал размышлял до глубокой ночи. Иавала беспокоила похмельная неувязка членов его тела, и он мимовольно поглядывал в сторону винного меха.
Той же ночью Иавал отправился на поиски душ враждебных жрецов. Он лег на пропыленный ковер и стал ждать полночи, ибо только в полночь можно было рассказывать заветные сказки, которые опускают тебя в подземный космос. Иавал еще видел безшкурные жерди шатра, чувственные звезды падшего мира, а духи из потусторонности уже подлетали к человеку и шептали: