Мильтон в Америке
Шрифт:
— Я не намерен спорить с вами о религии.
— Не намерены? Кишка тонка.
— Мне говорили, что Сара Венн — женщина безупречного поведения и молилась она у себя дома. В чем тут вред?
— Тайное поклонение идолам, мистер Кемпис, такой же вопиющий и недопустимый соблазн, как любой публичный обряд. Мне известно, что вы, паписты, мало сведущи в Писании, но разрешите я процитирую Иезекииля? «Видишь ли, сын человеческий, что делают старейшины дома Израилева в темноте?» Здесь темноты не будет.
Не
— Жаль, что доктора не дали вам хорошего здоровья. Эти доктора не лечат. Наоборот, убивают.
— Вы не меня оскорбили этими словами, мистер Кемпис. Вы оскорбили Господа. А это не пустяк.
— Не пустяк — подвергнуть женщину порке, а затем сжечь ее дом.
— Это необходимо. Мы не желаем Рима здесь, в западном мире. Невозможно обратить скорпиона в рыбу и паписта — в свободного гражданина.
— Осторожнее, мистер Мильтон, а то как бы вы и вам подобные не обломали себе зубы. Вы забываете, что на нашей старой родине католиков видимо-невидимо.
— Добавьте еще, что иные из лондонцев до сих пор привержены язычеству. Я знаю об этом и скорблю. Но этим доказывается только, какие жалкие, легковерные и склонные впадать в заблуждение умы встречаются среди плебеев.
— Слышите, Гусперо? Вы лондонский плебей?
— Надеюсь, мистер Кемпис. У меня есть некоторые очень дурные склонности. — Гусперо был заинтригован разговором, похожим на фехтовальный поединок.
— Видите, мистер Мильтон, что плебеи всегда с нами? Но те, кого вы объявляете легковерными и склонными впадать в заблуждение, для меня — истинные приверженцы святости.
— О да. Оставьте их пресмыкаться в пыли с индейцами.
— Тогда как вы объясните то, что моя вера, которую вы именуете языческим суеверием, длит свое существование с незапамятных времен?
— Я бы не очень доверялся древности, мистер Кемпис. Весь ваш скрип идет от пустой бочки, ибо привычка, не основанная на истине, это не более чем застарелое заблуждение.
Ралф Кемпис удвоил внимание; не вставая со стула, он подался вперед и стал вглядываться в черты Мильтона, словно надеяться различить следы его мысли. Сам поэт откинулся на спинку стула, судя по всему успокоившийся и повеселевший, но судорожное шевеление пальцев выдавало нервозный интерес к тому, как повернется разговор.
— Вы забыли также, мистер Мильтон, что наша страна почти шестнадцать столетий оставалась в лоне католицизма.
— Не пытайтесь ослепить меня мглой темных времен. Если Англия пребывала некогда в рабстве, подчиняясь диктату страха и злых чар, то тем мудрее поступили те, кто ее освободил.
— Англичане были прежде набожным народом, сэр. Этим славились по всей Европе.
— Допускаю, они действительно поклонялись мощам и четкам. Облачались в языческие ризы и жреческие одеяния. Но что с того. Вавилоняне еще более долгое время обожествляли каменных собак.
— Наша вера была у нас украдена коварными слугами самозванных монархов, гонявшихся за богатством. Церковь была полностью разграблена.
— Но в замену ей было основано новое, более честное вероучение, без невнятного бормотания священников-лицемеров. В качестве путеводной звезды мы избрали Евангелие, а не папского Зверя.
— Нет. Вы уничтожили всеобщую веру, просуществовавшую пятнадцать столетий. Я помню, как был низвергнут и изрублен на дрова Чипсайдский Крест. Граждане стояли как пораженные громом. Можно было подумать, топор опустился на их тела.
— Этот чудовищный повапленный идол? Вам приходится делать богов из дерева, потому что вы чуждаетесь духа. Вы низводите Бога на землю, ибо не способны сами воспарить к небесам.
— Искусство и обрядность — признаки любой универсальной веры.
— Неужели вы думаете, что Господу угоден вещественный храм?
— Наши храмы олицетворяют единение душ верой, основанной Христом.
— И по-вашему Христос оценивал, достаточно ли велик для Него языческий Крест в Чипсайде?
— Мы заявляем только, что он изображает на земле страсти нашего Спасителя. Вы говорите, что Господу чуждо все земное, но разве не сходил Он на землю? Именно поэтому в мессе…
Мильтон с улыбкой поднял руку.
— Как тебе эта игра, Гусперо? Он мечет в меня реликвиями ложной веры, потому что в его колчане ничего другого не имеется.
— Не вполне согласен с вами, сэр. — Спор задел молодого человека за живое. — Если месса предназначена для людей, то что в ней плохого?
— Так ты взалкал этих подслащенных пилюль, да, Гус? Тебе по вкусу эта драма на прогнивших помостках?
— Вы забыли, мистер Мильтон, — вставил Кемпис, — что в годы вашего господства вы полностью изгнали со сцены английскую драму.
— Вы подразумеваете сочинения всех этих развратных и невежественных рифмоплетов, продававшиеся за пенни?
— Я обвиняю ваших братьев, сэр, в том, что они погубили свободный и жизнерадостный народ.
— Давайте. Продолжайте. Опорожняйте на мою голову ночной горшок ваших мыслей.
— Вы стремились подорвать нашу веру и искоренить древнюю традицию.
— Отлично. Выкладывайте весь свой арсенал. Сотрясайте воздух, пока не охрипнете.
— Ваши набожные собратья держали народ в подчинении. Они использовали силу оружия, а не силу веры.
— Это была сила бесхитростного подхода к библейским текстам и правильного их понимания. Душа индивида расправила крылья, избавленная от оков застарелых привычек, тщеславной роскоши и чванства церковных сановников.