Милый друг Натаниэл П.
Шрифт:
Нейт собрался с духом и шагнул в пропасть:
– Хотел сказать, что мне очень жаль. Я виноват. Во многом. Правда. Вел себя, как болван.
Ее лицо немного смягчилось. Да, сказала она, так оно и было. Но сказала с чуть кривой, беззлобной усмешкой. А потом и сама начала извиняться.
– Мне не следовало писать то, что я… – она покраснела.
Нейт понял, о чем речь. И, похоже, сам смутился:
– Ничего, не беспокойся из-за этого.
Ханна отвела глаза. Но в том, как она
Он заметил, что у нее немного другая прическа: волосы такие же прямые, ниже плеч, но подстрижены более модно. И макияжа больше, чем раньше. И юбка короче. И вообще…
Незадолго до того Аурит поведала ему, что Ханна встречается с каким-то режиссером-документалистом. Естественно, его это немного задело. В мире нет типов надменнее и претенциознее режиссеров-документалистов! Нейт всегда так считал. Мысль о том, что какой-то самодовольный идиот-режиссер пользуется ее юмором, ее умом, ее зрелостью раздражала его. В полной мере оценить особые достоинства такой женщины, как Ханна, был способен только он, Нейт. С ума сойти.
Интересно, встречается ли она и сейчас с этим режиссером. Спросить? Нет, это будет как-то… странно.
– Слышал про твою книгу. Поздравляю.
– Спасибо.
– Знаю, получится замечательно.
– Ты так любезен.
Снова молчание… вполне дружелюбное, но с предчувствием какого-то беспокойства.
– Так, значит… – начал Нейт.
Он хотел сказать что-то, но не знал, что. И, ничего не придумав, спросил, видела ли она Питера. Она покачала головой:
– Он здесь, приехал на уик-энд. Будет рад тебя увидеть.
Она вроде бы опять покраснела. Может, не стоило этого говорить? Но почему? Разве что это напомнило ей о чем-то. И потом: ему тоже вспомнился тот вечер, когда она познакомилась с Питером. Ресторан, разговор, ее квартира. Он обнимал ее и чувствовал… чувствовал что-то такое сильное и такое печальное. Сказал ли он в ту ночь, что любит ее? В ту ночь он любил ее.
Вдруг закружилась голова. Пальцы так сильно сжали пластиковый стакан, что тот треснул и начал крошиться в руке. Пиво пролилось на ногу.
– Осторожней, – улыбнулась Ханна.
И потом, неожиданно – он подумал, что они ведь только начали, – добавила, что ей пора идти.
– Мой… м-м… друг в другой комнате. Нам действительно пора. Передавай привет Питеру. Жаль, что не повидались.
Вскоре после этого Нейт ушел. По пути домой, в метро, накатили воспоминания: долгие
Дома его встретил сухой бумажный запах. Составленные штабелями коробки теснились в темноте вдоль стен.
Нейт прошелся по комнате. Конечно, Ханна никогда не казалась более привлекательной, чем теперь, когда была вне досягаемости, когда он собрался съезжаться с Грир. И все же он понимал – здесь что-то еще, что-то большее. Возникшее там, в кухне у Кары, чувство близости было настоящим, спонтанным и хорошо знакомым. То же самое он чувствовал, когда они были вместе – в их лучшие моменты.
Но он же был несчастен с ней! Поэтому они и расстались.
Нейт взял наполовину заполненную коробку и поставил на стол с намерением сложить в нее всю свою картотеку. Но так и не взялся за дело.
Постояв, подошел к окну. Открыл – в комнату устремился холодный воздух. Он дал ему омыть себя, вытянуть волоски на руках.
Даже сейчас он затруднялся сказать, почему был несчастен с Ханной.
Нейт закрыл окно. Сел к компьютеру.
Когда он, выключив свет, забрался в постель, часы показывали три ночи. И все равно быстро уснуть не получалось.
По крайней мере, завтра у него куча дел, подумал он, в очередной раз поворачиваясь с одного бока на другой. Может быть, Грир придет помочь. В одиночку у него выходит не очень. Да, это было бы отлично. Грир заполнит квартиру легким, бодрящим весельем, посмеется над его жалкими потугами и тем, что постоянно открывается взорам, когда он залезает в глубь шкафов и передвигает мебель, годами враставшую в пол.
С этой мысли настроение его пошло вверх. А потом он понял. То, что он переживал сейчас – ощущение потери, желание, – рассеется, уйдет, как и любое другое настроение. Как и должно быть. А то, что было между ними, было чертовски хорошо. Более того, ему нравились его жизнь, друзья. И работа над новой книгой шла хорошо, что, возможно, было для него важнее всего. Он был – заслуженно или нет – счастлив.
Через несколько дней от этого вечера ничего не останется, кроме единственной улики – неотправленного и автоматически сохраненного в папке «черновики» емейла. («Дорогая Ханна…») Боль – или радость – этого момента забудется, как только он переедет на новую квартиру, так же, как запах воздуха из окна спальни на рассвете после проведенной за работой ночи.