Милый Каин
Шрифт:
— Не помню я. Может быть, поспешность?
— Я бы скорее поговорил о твоем стиле в общем. Чего стоит только твоя манера обрушивать фигуру на каждую следующую клетку. Ты что, в домино играешь? Я почему-то уверен в том, что у тебя есть более сильные козыри, чтобы удивить меня.
— Не собирался я тебя удивлять.
— Если хочешь играть со мной за одной доской, то будь любезен сменить манеру поведения. В шахматах, как тебе, наверное, хорошо известно, существуют правила писаные и неписаные, а также самый настоящий кодекс чести. Это игра людей благородных, настоящих рыцарей. В ней можно быть сильным, грозным, беспощадным соперником, при этом оставаться достойным и благородным. Всегда уважай своего противника,
Нико слушал его внимательно, явно стараясь запомнить каждое слово.
— Если ты будешь выполнять эти правила, то я отведу тебя в свой клуб. Там ты познакомишься с людьми, которые любят шахматы точно так же, как ты. Сможешь играть с ними сколько захочешь. Думаю, что в клубе ты найдешь себе много друзей.
Тем временем Кораль вернулась домой с работы и сразу же поднялась на второй этаж в спальню, чтобы переодеться. Из окна она увидела Хулио и Николаса, сидевших в беседке. Мальчик, к изумлению матери, внимательно, с явным интересом слушал психолога. Он даже сидел не так, как обычно.
«Занятно, — подумала она. — О чем это они так увлеченно беседуют? Нико явно выглядит очень заинтересованным».
В этот момент к собеседникам подошла Диана, решившая, что настало время угостить их конфетами. Хулио аккуратно посадил ее рядом с собой. Это ангелоподобное создание никого не могло оставить равнодушным. Все окружающие получали от нее только положительные эмоции. Она никогда никого не расстраивала. Теперь они сидели в беседке втроем.
В какое-то мгновение эта очаровательная «семейная» идиллия предстала перед мысленным взором Кораль совершенно в ином ракурсе. В ее голове нарисовалась абсолютно безумная картина, в которой Хулио был отцом этих детей, а она — матерью прекрасного семейства. Ей не без труда удалось вырваться из плена сладких иллюзий и признаться себе, что это попросту невозможно ни в этой жизни, ни в какой-либо другой параллельной вселенной.
«Странная все-таки штука — жизнь. Вот бы поговорить с Хулио по душам. Причем лучше всего прямо сейчас».
При этом Кораль твердо помнила, что пообещала ему не соваться в его разговоры с Николасом и по возможности вообще не появляться перед ними во время подобных бесед, проходящих в их доме.
Сын Кораль попросил Хулио рассказать ему о профессиональных шахматах, о том, как живут люди, превратившие эту игру в дело своей жизни. Омедас вспомнил несколько интересных турниров. Диана поняла, что речь о шахматах зашла всерьез, вскоре заскучала и ушла из беседки. Внимание же Николаса, наоборот, было полностью приковано к рассказу собеседника.
Хулио рассказывал, какая напряженная обстановка бывает на турнирах, как нужно уметь отключаться от окружающей реальности и сосредоточиваться только на игре, как порой становится страшно, как игроки скрещивают взгляды над доской, словно шпаги на дуэли. Он пояснил мальчишке, что все происходящее во время партии на доске является лишь бледной тенью настоящего безмолвного сражения. Два человека садятся за стол, готовые истерзать друг другу нервные клетки, помериться силами разума, уничтожить один другого стальным клинком чистой логики. При этом оба не произносят ни слова. Сражение идет до тех пор, пока тот разум, который слабее, не оказывается сломлен более сильным. Победитель забирает себе очередной трофей.
Это описание пришлось по душе Николасу Альберту. Его небесно-голубые глаза жадно сверкали. Психологу оставалось лишь сожалеть о том, что это был единственный способ достучаться до эмоций ребенка. Впрочем, Хулио надеялся, что со временем он сумеет подобрать к эмоциональному миру мальчика и другие ключи.
В конце концов Нико признался,
— Давай поговорим откровенно. Я действительно могу научить тебя играть в шахматы намного лучше, чем ты умеешь делать это сейчас. Но ты для этого должен привыкнуть вести себя по-взрослому. Я хочу видеть перед собой не капризного мальчишку, а серьезного человека. — Хулио говорил все строже и жестче: — Твои последние выходки еще слишком свежи в памяти у всех нас. Я имею в виду и то, что ты натворил с собакой, и то, что устроил в машине. Надо же было такое придумать — ткнуть отца в шею острой линейкой! Ты хоть понял, что «мерседес» мог стать для вас общей могилой? Между прочим, я оказался здесь только потому, что ты в последнее время стал совершенно несносным.
Нико слушал его молча.
— Так что не пытайся вести со мной двойную игру и не старайся перехитрить меня. Все равно рано или поздно любая твоя хитрость раскроется, и тогда — извини — ни о каких шахматах не будет и речи. — Он посмотрел на часы и довольно неожиданно завершил разговор: — Ладно, продолжим на следующей неделе.
Для Николаса эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Он явно рассчитывал на большее уже сегодня. Эта беседа только-только начала ему нравиться.
Хулио понял, что попал в точку, и непроизвольно улыбнулся. Он почувствовал, как чаша весов склонилась в его сторону. В конце встречи они пожали друг другу руки, коли уж так теперь было у них заведено, и мальчик ушел к себе в комнату.
Омедас остался доволен тем, как шло дело. Нет, на чудесное превращение и подарки судьбы с этим парнем рассчитывать не приходилось. Но мальчишка начал хотя бы реагировать на его слова. Дело сдвинулось с мертвой точки. Оставалось только выяснить, в какую сторону.
Кораль достала из холодильника несколько банок пива и принесла их в гостиную. Она вошла неожиданно и застала Хулио за разглядыванием старой фотографии, сделанной, когда ей самой было всего двадцать два года. На снимке девушка была запечатлена на том самом чердаке, переоборудованном под мастерскую, где позировала фотографу Омедасу в халате, перепачканном красками, и с кистью в руке. Более счастливого человека, чем Кораль на той старой фотографии, представить себе было просто невозможно. Хулио так засмотрелся на снимок, что не услышал, как открылась дверь. Когда она подошла вплотную, он от неожиданности вздрогнул и резко захлопнул альбом. Хулио почувствовал себя еще более неловко, когда понял, что Кораль все видела и обо всем догадалась. Его попытка скрыть свои чувства совершенно не удалась.
Кораль из вежливости сделала вид, что ничего не заметила.
— Я тебе пива принесла. «Шпатен».
Кораль прекрасно помнила, что он больше всего любил именно это пиво. Хулио поблагодарил ее и протянул руку за банкой. Они стояли друг против друга, и Кораль вдруг почувствовала, что совершила несколько необдуманный, даже рискованный поступок. Ей, наверное, не стоило так близко подходить к нему, особенно здесь, в ее новом доме, где он чувствовал себя совершенно чужим. Она нервно сделала шаг назад и зачем-то стала собирать игрушки Дианы, валявшиеся на полу.