Милый, не спеши!
Шрифт:
Ну ладно; а что же я до сих пор собрал? Материал для небольшой зарисовки о заурядной милицейской ночи, какой можно будет опубликовать под успевшей уже надоесть рубрикой «Наблюдения и раздумья». Несколько шпилек в адрес мещанства, несколько выводов на уровне «В-их-ра-боте-мелочей-нет». Блестка-другая юмора, одна-две щекочущих нервы детали, какие, надо надеяться, удастся почерпнуть из повествования сержанта Вайвар. Одним словом, типичная статейка для воскресного номера. Ничего не поделаешь, придется, не поддаваясь усталости, проторчать здесь до утра. Интересно: Козлов уже весь кофе выдул?
— Добрый вечер, — откликнулась тем временем Катя на приветствие какого-то нового невидимого собеседника и тут же сморщилась, словно от глотка переслащенного чая. — Вы нас не беспокоите, гражданин, это наша служба… Жена пропала? Минутку, сейчас запишу. Фамилия, имя, отчество, когда видели ее в последний раз? Ах вот как, сегодня не возвратилась с работы. А когда она, по-вашему, должна была прийти? Полчаса назад? Ну, знаете ли, гражданин, вы действительно беспокоите. — Она хотела уже положить трубку, но заметила предупреждающий жест полковника и уже другим тоном закончила: — С вами будет говорить начальник уголовного розыска.
— Полковник Дрейманис у аппарата, — произнес тот, когда телефон переключили на внешний динамик. — Рассказывайте, гражданин, все, что у вас на душе, только, пожалуйста, по порядку.
— Биографию с рождения? — осмелился пошутить звонивший.
— Достаточно будет, если начнете со дня свадьбы.
Честно говоря, я не мог отделаться от подозрения, что полковник хочет таким способом немного скрасить скуку или же найти оправдание своему позднему пребыванию здесь. И все же, как и все прочие, вслушивался в голос незнакомого мужчины. В нем не ощущалось ни малейшего признака хмеля, разве что преувеличенная забота о безопасности жены и словно бы какое-то чувство вины.
— Поженились мы четыре года назад, и в результате гармоничного брака два года назад у нас родился сын.
Что он паясничает, почему не может простыми словами сказать, что любит жену и счастлив с нею? Но таково уж наше время: боясь впасть в сентиментальность, люди скрывают свою сердечность за напускной иронией, а самые прекрасные слова загнали в подполье.
— Своей квартиры у нас еще нет, так что зимой живем на даче родителей жены, словно лебеди с подрезанными крыльями. Кстати, и фамилия моя соответствует: Гулбис — лебедь. Марис Гулбис, жену зовут Лигитой, она на год старше меня, ей, значит, неполных двадцать семь, работает звукооператором в радиокомитете, — продолжал он. — Раньше, когда она возвращалась с вечерней смены последней электричкой, я встречал ее на станции, а на этот раз не смог: сынишка захворал, и я побоялся оставить его одного. У меня и сейчас земля горит под ногами, потому что звоню по единственному автомату в поселке.
— Вы не допускаете, что она задержалась на работе? — спросил полковник.
— Я звонил в радиокомитет. Вахтер видел, как она уходила вместе с двумя сослуживцами.
— А им вы позвонили?
— У меня больше нет двушек. Будить соседей неудобно, все уже спят.
— Ясно, а в милицию позвонили потому, что ее вызвать можно и без монетки, — заключил Дрейманис; недаром он был опытным криминалистом, — Договоримся так, товарищ Гулбис: сейчас бегите домой, и если жена вернулась, сообщите нам минут через десять. Успеете? С ее коллегами, если понадобится, я свяжусь сам. Да, на всякий случай — ваш адрес.
— Поселок науки и техники, восьмая линия, дом три. И еще раз — простите за беспокойство.
— Вы случайно не в сфере обслуживания работаете?
— Нет. Заместителем начальника цеха.
— Вот почему вы такой вежливый, — протянул полковник. — Ну, доброй ночи.
Первый радиокомитетчик, которого разбудил звонком Силинь, был сердит и неразговорчив. С женой Гулбиса они дошли вместе только до ближайшего угла. Может быть, больше сможет рассказать Рич Стипран, он обычно ездит тем же поездом, у него там на даче вроде бы даже телефон есть. Нет, номера он не знает — позвоните в милицию, там скажут… Последние слова показывали, что человек действительно еще не проснулся по-настоящему.
Милиция приняла добрый совет к сведению, и уже через несколько минут Силинь расспрашивал диктора Стипрана, чей всем знакомый голос придавал каждому его слову характер официального сообщения.
Да, конечно, ради бога, пожалуйста. О Лигите Гулбис — только самое лучшее. То же и об ее муже, урожденном Алкас, он принял фамилию жены, чтобы избавиться от нежелательного созвучия «алкаш»; да, он как бы друг их дома; последний раз — этак с час назад, когда она сошла на своей станции, а сам он поехал дальше; нет, проводить ее не пришло в голову — как бы он тогда попал домой, поезд-то последний! Думал, что ее встретит Марис; правильно, ее беспокоило здоровье сына, с собой она везла купленные в буфете лимоны, первая клубника еще дороговата даже в день получки; да, пожалуйста, он еще самое малое час не будет ложиться, охотно раскочегарит свой «запорожец» и выедет навстречу; нет, никаких вещичек Лигиты, по каким собака могла бы взять след, у него, к сожалению, нет; ясно, что мужа без надобности лучше не беспокоить; ладно, договорились!
Прошло десять минут, пятнадцать — Марис Гулбис не звонил. Согласно договоренности, это должно было означать, что жена его не вернулась.
Но кто же не знает, что лишь плохие вести летят быстро — в мудростях, истертых до того, что они превратились в поговорки, обычно кроется истина. Я тоже никогда не торопился делиться хорошими новостями, зато всегда спешил позвать на помощь, едва только начинал жать башмак. Хотелось верить, что Гулбис благополучно встретился со своей Лигитой и в эту минуту устраивает семейный скандальчик местного значения — испытанное средство для гашения стресса.
Когда, наконец, раздался звонок внешнего телефона, полковник великодушно позволил Кате взять трубку; он был уверен, что тревоге объявят отбой.
На сей раз Марис Гулбис не просил извинения.
— Полковник еще там? Скажите ему, что о Лигите до сих пор никаких известий. Я больше не знаю, что делать.
— Ждите, — сказал Дрейманис. — Через полчаса будем у вас.
— Врача и проводника с собакой! — распорядился Козлов. — Оса, захвати корреспондента, что ему здесь болтаться без толку…
— И капитана Ратынь, — прибавил полковник.
— Вы действительно думаете?..
— Что оперативная группа без женщины — все равно что машина без запасного колеса. Никогда нельзя поручиться, что не понадобится. — Широко зевнув, он поднялся. — По дороге подбросите меня домой.
Доктор Розенберг словно сошел с иллюстраций к собранию сочинений Диккенса. Именно таким представлял я мистера Пиквика: кругленьким коротышкой с прозрачно-голубыми детскими глазами навыкате, говорливым и деятельным. Держа на руках и укачивая, словно любимого внука, свою медицинскую сумку, он сидел на заднем сиденье машины и что-то увлеченно рассказывал Байбе Ратынь. Старшина Карлис со своей черной овчаркой устроился впереди. По его облику никто не сказал бы, что предки его были безземельными крестьянами из Видземе, много поколений тому назад пустившимися искать счастья на просторах Российской империи. Во внешности Карлиса преобладали черты, унаследованные от матери-башкирки. И все же в нем вдруг заговорил так называемый голос крови: отслужив в пограничном отряде где-то между Павилостой и Мазирбе, Карл Карлович Лапин решил вернуть свою фамилию к изначальному «Лапинь» и обосноваться в Латвии, где для него открылась возможность сохранить верность единственной своей привязанности — собакам. С ними он разговаривал на своем родном башкирском языке, а не на той ужасной смеси латышского с русским, которая, хотя и вызывала у девушек здоровый смех, все же не приводила к желаемым результатам.