Мимоза
Шрифт:
Но главной радостью её сердца было даже не исцеление тела, которое произошло с ней тогда, в деревне, и которое она видела сейчас среди нас. Её главная радость заключалась и заключается в той удивительной истине, что Господь близко-близко подходит к Своим детям, собравшимся ради Его имени, и дарует им — как Он это делает, невозможно ни описать, ни объяснить тем, кто сам ни разу этого не ощущал — новое, небывалое чувство Своего присутствия, Своей любви и Своей силы. Однажды сынишка Мимозы (тот самый, которого вынудили втирать в лоб священный пепел Шивы) спросил её: «Правда ли это, мама? Может ли Господь исцелить мне и душу так, как исцеляет тело?» Он уже видел, как Бог исцеляет тела,
Именно эта радость наполняла глаза его матери таким светом, который не сравнишь даже с самыми яркими и манящими огнями мира. В нём были одновременно и лунное мерцание, и сверкание звёзд, и рассветные лучи. В тот вечер мы видели в её тёмном взгляде сияние самих Небес.
Глава 27 Страхи любви
Неужели любовь и страх всегда неразлучны в материнском сердце? Мимоза не знала ни одного дня без страха за своих сыновей. Ей были хорошо известны опасности индийской улицы. Как густая придорожная пыль, от которой некуда было деваться, эти опасности окружали ребятишек со всех сторон. Она не могла забыть те неизгладимые впечатления, которые глубоко врезаются в память малыша от всего, что он видит и слышит вокруг себя.
Пусть это было уже очень давно, она прекрасно помнила тот день, когда её отец обнаружил, что его старший сын приводит в их чистый, неосквернённый дом мальчиков, чьи помышления были грязнее самой грязной помойной ямы. Узнав об этом, отец схватил недостойного юнца, крепко привязал его к * 22-й Псалом является одним из самых известных и любимых христианских псалмов. Его первые строки звучат так: «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим».
столбу в верхней комнате и отстегал его плетёной верёвкой. А потом в своём отчаянии он пошёл на самое худшее наказание, на которое только способны индийские отцы. Иногда так наказывают мальчиков, желающих последовать за Христом и открыто исповедовавших свою веру в Него у себя дома. Он засыпал глаза сына жгучим перцем.
Но тщетны, тщетны все наказания без очищающей силы Духа, обитающего внутри! Без Него никакие угрозы и побои не смогут исправить лукавое сердце. Мальчик был лишён всех привычных домашних привилегий, мать и сестры почти не виделись с ним. Отец пытался в одиночку справиться со своим горем. Сын расточил его имение, но по сравнению с главным преступлением это было бы ещё полбеды. Так что когда этот отщепенец объявил о своём намерении встать на христианский Путь, отец зловеще ухмыльнулся. Что ж, пусть эти христиане забирают его себе!
Мальчик прибыл в наше бунгало в день рождения Айера Уокера. Были приняты все меры предосторожности, чтобы к нам не просочилось ни одного намёка на его прошлое. К тому же, его подлинные намерения (получить приличное образование за счёт миссионеров) раскрылись далеко не сразу. Мы приняли его как Небесный подарок на день рождения, как ещё одну возможность свидетельствовать об истине. Его ждали и приветствовали с радостью и любовью, но, в конце концов, он лишь нанёс множество кровавых ран тем сердцам, что доверились ему и трудились ради него. Над такими душами плачут ангелы; они приносят позор имени Христа. Теперь этот мальчик (теперь уже взрослый мужчина) снова вернулся в родную деревню и каждый раз, встречая Мимозу, больно ранил её хлёсткими, ядовитыми словами. Но ей было всё равно, лишь бы уберечь мальчиков от него самого и других, таких же, как он. Поэтому она внимательно следила за своими сыновьями, и что бы они ни делала, её материнская бдительность не ослабевала ни на минуту.
Мальчики постоянно были при ней, потому что она не знала ни одного человека, кому их спокойно можно было бы доверить. Они помогали ей хлопотать по дому, хотя это и было против установленных обычаев: в Индии мальчики не служат никому; это им прислуживают женщины и девочки.
Сначала это пришлось им не по нутру.
«Лучше купи нам сестрёнку, — однажды сказали они ей. — Вот у того-то и того-то (они назвали имя своего приятеля) есть младшие сестры. Так они подметают вместо него дом, чистят всю медную посуду и помогают готовить еду. Если бы у нас тоже была сестрёнка, нам и вовсе не пришлось бы работать!»
Мимоза улыбнулась. Мудрое сердце подсказывало ей, что такое вот необычное воспитание принесёт ребятишкам только пользу, и потому она сказала мальчикам, что, наверное, нет никакой нужды покупать ещё и сестрёнку: ведь они вчетвером так чудесно ей помогают!
Глава 28 "Неужели я стану сердиться на Тебя?"
Но долгие детские болезни истощили и без того скудные запасы, и однажды вечером Мимоза обнаружила, что ей опять нечем кормить своих ребятишек.
Она вспомнила, как брат отказался дать ей в долг две рупии. Нет, она не станет больше нарываться на грубый отказ. «Наверное, будет довольно, если я скажу об этом Отцу», — решила она. Но прошёл полдень, наступил вечер; на ужин у них не было ни крошки, и дом был совершенно пуст: ни одной рисинки, ни одного зелёного стручка. И как раз в то время она никак не могла оставить мальчиков, чтобы пойти работать.
Тогда она посадила сыновей вокруг себя. Она всегда учила их, что Небесный Отец никогда их не оставит. Она научила их молиться. С младенчества они привыкли вставать рядом с нею на колени и вторить её простым, бесхитростным прошениям. Она учила их по-христиански благодарить Бога перед тем, как приниматься за пищу (однажды она видела, как молится перед едой её сестра). «Мы благодарили и славили Бога, когда у нас была пища, — сказала она сыновьям, голодно глядящим на неё сквозь слёзы. — Давайте же будем благодарить и славить Его, когда у нас ничего нет».
Они вместе преклонили колени. «О Боже, истинный Бог, Отец, мы поклоняемся Тебе, мы славим Тебя». И Мимоза попросила, чтобы Отец даровал им всем покой и сон.
Мальчики улеглись и заснули, но мать спать не могла. Час за часом она стояла на коленях перед своим Богом, как прежде расстелив перед ним своё сари. Наконец она вспомнила старую поговорку, которую часто слышала от отца, и заговорила:
«Если у садовника много работы, разве не может случиться такого, что он случайно позабудет полить скромный цветок? Отец, мы Твои цветы. Тебе нужно поливать целый мир, и мне кажется, что, может быть, сегодня Ты случайно позабыл про нас. Но это ничего (эти её слова звучали скорее как извинение: «Кто я такая, чтобы напоминать Тебе о таких вещах?») Неужели я стану сердиться на Тебя? Я только прошу Тебя, чтобы Ты заботился о нас, как птица заботится о своих птенцах. Собери и пригрей нас под Своими крыльями!»
Была почти полночь. Они были слишком бедны, чтобы зажигать светильник. Мальчики молились в темноте, в темноте легли спать, и все слова Мимозы — и эти, и многие другие — звучали в кромешной тьме. На юге Индии люди боятся темноты, ведь им кажется, что она полна бесовских сил. Во время холеры мне случалось ходить по неосвещённым улицам деревни Донавур, стучась в те дома, где лежали самые тяжёлые больные, и меня впускали только после осторожной минутной тишины и боязливых расспросов изнутри о том, кто пришёл. «Мы боимся бесов», — извиняющимся шёпотом поясняли мне, когда дверь, наконец, открывалась.