Министерство мокрых дел
Шрифт:
– Быстро научатся, – сказала Ольга. – И оглянуться не успеешь.
Мы сели в машину. Старик пошел вперед, показывая дорогу.
– Трусики-то ты мне отдашь? – спросила Ольга.
Я выдернул из кармана белый матерчатый комок. Из окна ближайшего дома на нас смотрела женщина. Ольга смутилась и спрятала комок в перчаточный ящик.
Воскресенье выдалось солнечным, но не жарким. Мы проспали до обеда, потом бабушка Анюта накормила нас блинами.
– Потому и худые такие, – сделала заключение бабушка Анюта. – Не пьете парного. На городском своем молоке совсем отощали.
Мы ушли из деревни. Миновали казавшееся поначалу бескрайним поле, вспугивая шмелей и суетливых птиц. Дальше тянулся небольшой лес, но мы не стали в него углубляться, а расположились на опушке, где изумрудная трава переливалась под солнечными лучами. За нечастыми деревьями виднелось поле, по которому мы только что прошли, а за ним темнели крыши деревенских изб. Облака набегали на солнце, закрывая его на время, и тогда все вокруг меняло свой цвет.
– Не верится, что есть такая жизнь, – задумчиво сказала Ольга.
Покусывала травинку и смотрела куда-то вдаль.
– Как будто время остановилось. В Москве за последние десять лет все перевернулось с ног на голову, а здесь об этом даже не догадываются.
– Скоро все изменится. Заповедник прекратил свое существование.
– Какой заповедник? – не поняла Ольга.
Здесь было военное хозяйство. Жизнь текла так же, как и десять, и двадцать лет назад. Ни дачников на иномарках, ни сумасшедших долларовых цен за аренду дома на лето. Теперь военных нет. Ушли. И очень скоро сюда придет другая жизнь. Та, московская. Со своими нравами и своими деньгами. И местные жители за несколько месяцев пройдут тот путь, который мы все прошли за десятилетие.
– Жалко их, – со вздохом сказала Ольга.
– Почему? – засмеялся я.
– Лучше бы они жили как прежде.
– Ты хочешь лишить их той жизни, которой живешь сама?
– Мне не нравится моя жизнь, Женя, – сказала Ольга совершенно серьезно. – Наша нынешняя жизнь… Если честно, я хотела бы вернуться в прошлое.
– Шутишь?
– Нисколько. Мне там было лучше. Перемены – это всегда плохо. Жизнь ломается.
Ей было неуютно жить, я это видел.
– Антон бы уже, наверное, писал докторскую диссертацию. Преподавал бы, само собой. И я бы тоже преподавала.
– Ты и сейчас преподаешь.
– Это не то. Вернись на десять лет назад и вспомни, что такое был преподаватель вуза.
У нее была депрессия. Случилось то, что случилось, и ей было очень тяжело сейчас. И она обращалась мыслями в прошлое. Туда, где все мы были моложе и беззаботнее, и ей казалось, что там-то
Я привлек ее к себе.
– Сейчас ведь тоже неплохо, – попытался я раскрыть ей глаза на действительность. – Мы лежим в теплой траве в миллионе километров от всех, кто нас знает. Мы сами по себе, мы существуем только друг для друга.
Ольга прильнула и едва слышно прошептала:
– Рядом с тобой все представляется простым и легким…
Пауза. Вздох.
– Но даже это меня тревожит.
– Почему?
– Потому что так же легко мне было рядом с Жихаревым.
Она жила в постоянном ожидании беды. Только теперь я это понял.
В этом магазине я оказался впервые в жизни. «Продукты». Тысячи раз проезжал мимо, но не было надобности заходить. И вот зашел. Понадобилась коробка конфет.
Небольшой зал. Два продавца и кассир. И почти нет покупателей. Конфеты во втором отделе. Множество коробок самых разных.
– Здравствуйте!
Я поднял голову. Продавец улыбалась мне как старому знакомому – у нее было совершенно счастливое выражение лица. Я улыбнулся в ответ.
– Вы не узнаете меня?
– Если честно – нет.
Хотя ее лицо уже казалось мне знакомым.
– Вы приходили к нам на вечер выпускников. Вас Антон Боярков привел. Помните?
Теперь я вспомнил. Она сидела рядом со мной. Мы разговаривали с ней о Жихареве. Она еще сказала в тот раз, что, если бы не реформы, быть бы Жихареву вполне заурядной личностью при его-то безалаберности.
– Вы здесь работаете?
– Уже пять лет.
– Нравится?
– Разве сейчас работают там, где нравится?
Вопрос, на который никто никогда не требовал ответа.
– Я сегодня в гости иду. Заехал вот к вам за конфетами.
– Вот эти возьмите.
– Наши? Может, лучше импортные?
– Запомните, наши конфеты лучше, – сказала женщина уверенно.
– Вы на этом настаиваете?
Она засмеялась и сказала вполголоса:
– За пять лет я их все перепробовала. Так что слушайте, что я вам говорю. – Она выложила передо мной роскошную коробку. – Вот. Краснеть вам не придется.
– Деньги в кассу?
– Да.
Я пошел к кассе. Девушка-кассир, до сих пор молча наблюдавшая за нашим разговором, спросила:
– Вы Колодин?
– Нет. Я его брат. Двоюродный.
Смотрела на меня во все глаза. Не знала, верить или нет.
Я вернулся за конфетами.
– А ко мне приходили из милиции, – неожиданно сказала продавец. – Интересовались.
– Чем? – не понял я.
– Шмыговым нашим. Он с нами вместе учился в институте.