Министр по делам редиски
Шрифт:
…Пронзительный гудок паровоза заставил Бурхана открыть глаза. Вздремнул… А поезд уже подходит к районному центру.
На вокзале кто-то дернул Бурхана за рукав:
— Бурхан, ты ли это?
Обернулся — и кто бы вы думали? Шигап! Тот самый, с которым они когда-то вместе служили в армии!
— Пропал ты где-то, исчез совсем, — стал выговаривать Шигап. — Как начал работать в городе, так ни слуху о тебе, ни духу. Зазнался, парень, что ли?
— Какое там зазнайство! Ничего похожего! Да ты не спеши корить. Лучше пойдем к тебе, пропустим по стопочке: что-то голова
— По стопочке? Такая встреча, что и по стакашку не помешает!
Когда друзья вышли после застолья на улицу, над ней уже опускались сумерки.
— Гостинцы бы надо купить, — подал голос Бурхан.
— Что ж, пошли, — поддержал Шигап.
Увы, двери магазина украшал огромный, с тюбетейку, замок.
— Ладно уж, в соседней деревне купишь. Там тебе запросто откроют магазин. Ночь ли, полночь ли — обязательно откроют, — заверил Шигап, подсаживая друга на попутную машину.
Соседняя деревня встретила Бурхана, основательно завернувшись в полог ночи. Немало пришлось поплутать, прежде чем удалось обнаружить магазин. Бурхан с трудом нашарил двери магазина и уже начал ощупывать увесистый замок, как в глаза ему ударил сноп лучей карманного фонарика.
— Постой-ка, постой, а ведь ты, кажется, сын Васбиямал, что запропал в большом городе? Что тут делаешь?
— Да, это я, Гизулла бабай[4].— Бурхан узнал старика. — Еду домой, гостинцев вот купить хочу…
— Какие теперь гостинцы! Давай-ка лучше в честь твоего приезда малость того… — С этими словами старый Гизулла вытащил из-за пазухи головку лука и начатую поллитровку.
Остаток пути Бурхан прошел, распевая во все горло, и песни его разносились по пустынным равнинам, тонувшим в ночной мгле.
…Наутро он проснулся в родном доме на мягкой перине. Из соседней комнаты доносились голоса соседских детей. Прислушался. Говорила мать:
— Вот берите, детки, горячие блины, кушайте, не стесняйтесь! Это для вас мой сынок привез городские гостинцы. Ешьте в свое удовольствие да благодарите Бурха агая, дай ему бог здоровья!
— Так и привез он из города горячие блины, тетушка?
— Да, так прямо горяченькие и привез, милые мои. А уж спешил-то как, чтобы они не остыли!..
Бурхан быстро оделся, выпрыгнул в окно и, пылая от стыда, побежал к деревенскому магазину за городскими гостинцами…
ПЕРВАЯ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ
С раннего утра жду доставки газет. Который раз обежал все ближайшие киоски, а газет все нет и нет. Киоскерши стали уже чуть ли не за версту узнавать меня и хотя встречают сочувственно («Потерпите еще не получили!»), но все равно повергают меня в уныние.
Струны терпения на домбре моей надежды натянуты так, что вот-вот со звоном лопнут…
Совершаю новый обход точек «Союзпечати», но уже стараюсь не глядеть на киоскерш даже украдкой… И вдруг в затылок мне — пронзительный девичий голос:
— Получили! Получили!
Не помню, как газета оказалась у меня в руках. Этот самый, долгожданный номер! В нос ударило ароматнейшей типографской краской. Лихорадочно разворачиваю газету. Да! Вот она! Моя первая собственноручная корреспонденция! Как великолепно она смотрится на газетной полосе! А внизу моя родная фамилия! Набрана волнующе жирным шрифтом!
Я присел на скамейку в сквере и вцепился жадными глазами в газетные строчки. Кажется, весь окружающий мир в ту минуту притих и почтительно отодвинулся куда-то в сторонку, чтобы не мешать моему торжеству.
Вдруг кто-то легонько подтолкнул меня в бок. Рядом сидел мужчина неопределенного возраста в помятой шляпе и несвежей рубашке. Не раз я видывал этого дядьку, когда он толковал о чем-то с журналистами.
— Что читаешь? — спросил он.
— Да вот корреспонденцию мою напечатали, — небрежно ответил я, с трудом подавляя рвущуюся наружу гордость.
— Это у тебя первый материал?
— Первый, но…
— Давненько я слежу за тобой, парень. Прямо на глазах идешь в гору. Молодчина! Ну, а гонорар когда получишь?
— Гонорар? А это что такое? — проговорил я, краснея за свою неосведомленность.
— Это, кустым[5], если хочешь знать, плата за твой труд. Деньги, значит. Идем, помогу тебе получить.
Когда мы вышли из бухгалтерии, мой покровитель хлопнул меня по плечу.
— Этот исторический факт следует обмыть. Иначе не знать тебе успеха и славы!
— Да я ведь, можно сказать, совсем не употребляю.
— Ничего не попишешь! Закон есть закон!.. Кстати, ты женат?
— Да, недавно поженились.
— Грамотная?
— Институт окончила.
— А как насчет газет и журналов? Почитывает?
— Еще бы! Без ужина может обойтись, а без периодической печати — никак.
— Тогда, кустым, наше дело — швах. Когда твой материал попадется ей на глаза…
— Вот и хорошо, представляю, как она обрадуется!
— Темнота! Сразу видно, что женат без году неделю. Что обрадуется— это полбеды. Так ведь деньги же потребует, деньги! А мы их, окажется, все до копья на обмыв употребили. Скандал выйдет…
— Что же делать?
— Есть один выход: скупить в киосках, мимо которых твоя жена ходит на работу, все экземпляры этого номера. А я пока иду в ресторан и заказываю обмывон. Понял? Топай!
Я и потопал. Вскорости все киоски в центре города были опустошены. Солидная кипа набралась. Сгибаясь под ее тяжестью, я помчался на вокзал, затем на пристань и в аэропорт: а вдруг жене придет в голову достать газету во что бы то ни стало? Всюду успел «реквизировать» газету. До того ловко сработал, что на обратном пути из аэропорта даже финансов на автобус не хватило, ехал зайцем.