Мир-2 на телевидении Терры
Шрифт:
В кабинет попытался зайти недовольный нашим самоуправством посетитель, но я рявкнул: «Приема сегодня нет и не будет!» и захлопнул дверь.
Ждать пока Шрейбе очнется, пришлось почти четверть часа. За это время Вильгельм с Орели куда-то отлучились и вернулись с чайником, чашками и бутылкой бренди. Первые слова, которые произнёс гауптман, когда очнулся, были:
— Я вас за решетку засажу… — Густаф обхватил голову, — Что же вы, армейские, отморозки то такие… Сначала Иероним руку, теперь вы…
— В очередь, пожалуйста, сразу после рейхсинспектора По, — оскалился я. — Где деньги, которые
— В отделении гномийского банка. Я в отличие от вас не идиот, что бы с такой суммой по провинции разъезжать, — он между делом остановил себе чарами кровотечение и попытался аккуратно исправить перелом носа. Лубок на правой руке сильно ему мешал. Я отхлебнул бренди.
— Вильгельм, поправьте ему лицо. Я вас, Густаф, если честно хотел придушить. Но устал с дороги, силы уже не те… — Я с любопытством смотрел на вялые попытки Шрейбе подняться с пола. — Но завтра, я высплюсь, отдохну и, даю вам слово дворянина, исправлю эту оплошность!
— Господи — Мардуче, вы меня свинчаткой что ли? — гауптман наконец-то смог сесть на свой стул не без помощи сострадательного де Фризза, продолжавшего колдовать медицинские чары.
— Никак нет, голыми руками.
— Вы идиот, Петер, со всей ответственностью это заявляю! Если вы думаете, что я уговаривал майора выделить мне людей и забил на ваше спасение, только потому, что покойный Гельмут дал мне денег, то вы ошибаетесь! — Я удивленно приподнял бровь, даже Карл недоверчиво хмыкнул — Нет, не совсем, конечно, это тоже роль сыграло. Когда Шмидт услышал про мятеж, то раскололся. У него в одном из амбаров вместе с зерном был припрятан заряженный дивизионный аккумулятор на почти двести киломаны. Запасливый, сука, он… был… — Шрейбе застонал, когда Вильгельм резким движением поставил кости на место.
Я присвистнул от удивления. Если гауптман не врал, а он судя по всему не врал, заставить этого хорька полезть в пекло могла только очень серьезная причина, то в руках мятежников появилось волшебства достаточно для того чтобы стереть в порошок пару крупных городов. «Огненная купель» заклятье хоть и пятого уровня, но относительно простое, было бы маны побольше, да реагенты для ритуала в наличии…
— Это все не отменяет факта, что вы хотели бросить меня и еще двух офицеров в плену у врага. Вы ответите за это!
Я посмотрел на покрасневшего от ярости Карла. Вот уж от кого не ожидал, такой вспышки гнева, так от него. Асанте, похоже, восприняла действия гауптмана как саму собой разумеющуюся подлость. Орели тихо задремала в уголочке. Густаф понуро свесил в голову, ответить ему было нечего. Я отхлебнул еще бренди. Упреки и выяснение степени вины могли подождать. Душу я уже отвел. Сейчас на повестке дня стояли более интересные для меня вопросы.
— И что теперь вы собираетесь делать, Густаф? — спросил я. — Будете сидеть и ждать штурма Брюгге, слушая занудные жалобы этих? — я кивнул головой в сторону двери, за которой гудел недовольный шум голосов просителей.
— Нет, конечно! То, что осталось от архива и арсенала, по моему приказу уже вывезли в форт. Я сам собирался туда эвакуироваться. Все равно в одиночку без жандармов толку от меня тут чуть. А людей мне в командование майор фон Мюнхгаузен больше не доверит.
— Прекрасно! — сказал я, — Значит, завтра на рассвете вы составите нам компанию. Я надеюсь-таки прорваться в Фридрихсбург. Орели сказала, что она сможет провести нас по предгорьям в обход повстанцев. Мне бы хотелось, чтобы вы помогли выбить из майора фураж, провиант и ману. За это я могу кое-что забыть, — многозначительно добавил я. — Не хочу терять время на поиски всего необходимого в городе. Промедление смерти подобно.
— Не сомневаюсь, Иероним вам с радостью поможет. Он сам искал, кто бы смог доставить новости о происходящем здесь до генерала Людендорфа. Его гонцы не смогли добраться, испугались разъездов противника. В горах же бродят сейчас разные твари, говорят даже древнего у-и-на-э-наг видели. Да и заблудиться там нечего делать. А до фермы дома Валадис мы добрались слишком поздно. Сами они улетели в неизвестном направлении и пегасов с собой забрали. Да еще загоны с василисками открыли в качестве подарка на прощанье смутьянам. — Густаф нехорошо ухмыльнулся. — Я там статуй десять нашел каменных.
— Главное, что я успел пакет отправить. Ладно. Завтра на рассвете заезжайте за нами в гостиницу.
И мы впятером отправились приводить себя в порядок и готовиться к отъезду.
Мы плотно поужинали форелью, замаринованной в меду с чесноком и запечённой под сыром, с гарниром из белого риса и шампиньонов, тушенных в сливках. Хименес мрачно пил самогон, глядя на дочь, а затем пошел спать. Асанте весь вечер заигрывала с Карлом, заставляя его краснеть своими рассказами, как они изображали супружескую пару, пока вели розыски моего убийцы, периодически при этом косясь на меня. Ох, эти женские игры… Если бы не мои раны и сумасшедшие приключения, я бы, конечно, уделил этим взглядам большее внимание. Вильгельм ненадолго пропал, а потом потащил меня к выходу, говоря, что он нашел мне идеальное лечение.
Небольшая баня, располагавшаяся на заднем дворе гостиницы, действительно сотворила со мной чудо, на которое оказалась неспособна магия. Я стал похож на приличного человека. А уж какой хруст стоял, когда Вильгельм занялся костоправством. Он сам не осознавал, сколькому он смог научится в немагической медицине от своего отца.
С огромным удовольствием я потом устроился в своей комнате на мягкой перине, покрытой белоснежной простыней! Орели без моего спроса начала массировать мне плечи. Легкие покалывания магии расползались по телу. Прогоняя последние остатки боли. Тихонько потрескивала свеча.
— Что ты колдуешь, бистаа? — спросил я.
— Ничего, господин…
— Когда мы наедине можешь называть меня по имени.
— Я не умею колдовать, Петер.
— И даже тогда, когда мы штурмовали дом Шмидта, ты не колдовала? Ты почти убила его. Ты знаешь про это? — Я потянул ее за руку и посадил перед собой на кровать. Мда. Надо было эту чумазую тиерменш тоже в баню затащить. Репутация моя от этого больше бы, чем сейчас уже не пострадала бы. — И ты думаешь, что я не видел, как ты клятву Хименеса повторяла за нами? Да еще не на благородном эме-гир Ки-эн-ги, а на эме-саль, женском языке Ки-ури. На нем говорить-то никто не умеет. Только песен несколько осталось, после падения Ниппура.