Мир без конца
Шрифт:
А затем чума как будто начала убывать. Под Рождество хоронили около сотни человек в неделю, в январе это число сократилось до пятидесяти, а в феврале — до двадцати. Керис позволила себе надеяться, что кошмар может кончиться.
Одним из несчастных, кто заболел именно в это время, оказался темноволосый человек лет тридцати, наверняка когда-то слывший красавцем. Он был не из города.
— Я было решил, что простудился, — сообщил больной, зайдя в госпиталь, — но у меня идет носом кровь.
Он прижимал к лицу окровавленную тряпку.
— Я найду вам
— Это ведь чума? — спросил незнакомец, и вместо обычного ужаса целительница с удивлением услышала в его голосе спокойное отчаяние. — Вы можете это как-то вылечить?
— Мы можем поудобнее вас уложить и молиться.
— Это не поможет. Точно не поможет, да вы и сами не верите.
Настоятельница изумилась легкости, с которой больной прочел ее мысли, но слабо возразила:
— Что вы такое говорите? Я монахиня и должна верить.
— Скажите мне правду. Когда я умру?
Аббатиса посмотрела ему прямо в глаза. Чумной улыбался очаровательной улыбкой, наверняка покорившей немало женских сердец.
— Вы не боитесь? Все боятся.
— Я не верю священникам. — Умник лукаво посмотрел на нее: — И подозреваю, что вы тоже.
Керис вовсе не собиралась обсуждать этот вопрос с незнакомцем, хоть и обаятельным, и резко ответила:
— Почти все заболевшие чумой умирают в течение трех — пяти дней. Некоторые выживают, но никто не знает почему.
Больной воспринял это спокойно.
— Я так и думал.
— Вы можете лечь здесь.
Незнакомец вновь озорно усмехнулся:
— И это поможет?
— Если не ляжете, то скоро упадете.
— Ладно.
Он лег на тюфяк, который ему указали. Керис принесла одеяло.
— Как вас зовут?
— Тэм.
Монахиня всматривалась в его лицо. Несмотря на все обаяние, в нем проглядывала какая-то жестокость. Может, он и покоряет женщин, подумалось ей, но если те не поддаются, просто насилует. Кожа его лица огрубела от ветра, а нос покраснел от возлияний. Одежда на пришельце была дорогая, но грязная.
— Я знаю, кто вы. Не боитесь наказания за все ваши грехи?
— Если бы я в это верил, не совершал бы их. А вы не боитесь, что будете гореть в аду?
В любой другой ситуации целительница уклонилась бы от ответа, но ей показалось, что умирающий разбойник заслуживает правды.
— Полагаю, то, что я делаю, стало частью меня. Испытывая не страх, а силу, заботясь о детях, больных и бедных, я становлюсь лучше. А жестокость и трусость, ложь и пьянство подрывают мое достоинство, я не смогу уважать себя. Это божественное возмездие, в которое я верю.
Чумной задумчиво посмотрел на нее.
— Мне бы повстречать вас лет двадцать назад.
Монахиня демонстративно занялась каким-то делом.
— Тогда мне было двенадцать лет.
Больной многозначительно поднял брови. Хватит, решила она. Разбойник начинает флиртовать, а ей начинает это нравиться. Керис отвернулась.
— Вы смелая женщина, разделаете такую работу. Можете погибнуть.
— Знаю. — Целительница повернулась к нему. — Но это моя судьба. Я не могу покинуть людей, которые нуждаются в помощи.
— Ваш аббат, кажется, решил вопрос иначе.
— Он исчез.
— Люди просто так не исчезают.
— Я хочу сказать, никто не знает, куда делся аббат Годвин с монахами.
— Почему же, я знаю.
В конце февраля установилась теплая солнечная погода. Керис выехала из Кингсбриджа в обитель Святого Иоанна-в-Лесу на серовато-коричневом пони. Мерфин оседлал черного коба. [16] В обычное время при виде монахини, путешествующей в сопровождении мужчины, все недоуменно подняли бы брови, но наступили странные времена.
16
Коб — порода коренастых верховых лошадей.
Разбойников теперь боялись меньше. Их тоже выкосила чума. Тэм Невидимка, прежде чем покинуть этот мир, назвал свое имя. Кроме того, резкое сокращение численности населения привело к изобилию в округе еды, вина, одежды — что обычно грабили. Оставшиеся в живых разбойники могли спокойно брать все, что угодно, в опустевших городах и покинутых деревнях.
Узнав, что Годвин всего в двух днях пути от Кингсбриджа, Керис поначалу расстроилась, понадеявшись, что он уедет куда-нибудь далеко-далеко и уже никогда не вернется. Но ее обрадовала возможность вернуть ценности аббатства и особенно сестринские хартии, необходимые при решении вопросов об имущественных и других правах.
При встрече с аббатом она потребует возвращения монастырского имущества от имени епископа. Настоятельница везла с собой письмо Анри. Отказ явится доказательством того, что беглец не спрятал их в безопасное место, а украл. Тогда епископ сможет вернуть их силой закона, а то и просто приехать в обитель с вооруженным отрядом. Хотя и опечалившись тем, что Годвин не навсегда исчез из ее жизни, монахиня предвкушала открытую схватку с его трусостью и лживостью.
Выезжая из города, вспомнила путешествие во Францию — тогда ее каждый день ждали настоящие приключения. Мэр. Из всех, кто умер от чумы, Мэр ей не хватало больше всего: ее красивого лица, доброго сердца, любви. Но рядом был Мерфин, целых два дня. Пока ехали лесом, они без умолку болтали обо всем, что взбредет в голову, как в детстве.
У Фитцджеральда, как всегда, в голове роилось множество замыслов. Несмотря на чуму, на острове Прокаженных он строил таверны и лавки, собирался снести постоялый двор, оставленный ему в наследство Бесси Белл, и поставить на этом месте вдвое больший.
Керис догадывалась, что Бесси не просто так завещала ему «Колокол», но винить в этом могла только себя. По-настоящему Мерфин тянулся к ней, а дочь Пола была на втором месте — это знали обе женщины. И все-таки монахиня ревновала и злилась, представляя себе возлюбленного в постели с пухлой трактирщицей.