Мир без конца
Шрифт:
— Мы оба сильно изменились, — тихо произнесла Гвенда. — Я никогда больше не буду невинной молодой девушкой. Займись лучше служанками.
— Я не хочу служанок, хочу тебя.
— Нет. Пожалуйста.
На ее глазах появились непрошеные слезы. Ральф был неумолим:
— Снимай платье.
Она сунула нож в чехол и расстегнула пояс.
89
Мерфин проснулся с мыслью о Лолле. Дочь ушла три месяца назад. Мостник посылал запросы городским властям в Глостер, Монмаут, Шафтсбери, Эксетер, Винчестер и Солсбери. К письмам олдермена одного из крупнейших городов королевства отнеслись внимательно, и на все он получил ответы. Только
Зодчий сам искал дочь в Ширинге, Бристоле и Малкомбе. Обходил таверны, приводя описание Лоллы. Видели множество темноволосых девушек, часто в компании с отчаянными красавцами по имени Джейк, Джек или Джок, но никто не мог с уверенностью сказать, что это была именно Лолла. Правда, Мерфин узнал, что пропал и кое-кто из дружков Джейка с возлюбленными на пару лет постарше Лоллы.
Может, ее уже нет в живых — мастер понимал это, но не мог оставить надежду. Вряд ли дочь заболела чумой. Новая волна эпидемии вымывала города и деревни, унося множество детей младше десяти лет. Но уцелевшие после прошлой вспышки, видимо, обладали чем-то, что отталкивало болезнь или — в очень редких случаях, как у него, — давало силы выздороветь. Повторно они не заболевали. Однако шестнадцатилетней девушке, сбежавшей из дома, угрожает не только чума, и по ночам богатое воображение подсовывало отцу живописные картины того, что с ней могло произойти.
Кингсбридж чума не уничтожила. В Старом городе болезнь поразила примерно каждый сотый дом. Во всяком случае, Мерфин так понял со слов Медж, с которой перекрикивался через городские ворота. Ткачиха выполняла обязанности олдермена в городе, а мастер — за его чертой. В предместьях Кингсбриджа, как и других городов, заболевал каждый пятый. Но вопрос оставался: методы Керис победили чуму или только отсрочили ее? Достанет ли у эпидемии губительной силы перекинуться через преграды, которые ей поставили? И будут ли последствия такими же страшными, как в прошлый раз? На эти вопросы может ответить лишь время — месяцы, а то и годы.
Мерфин вздохнул и встал с постели. Он не видел жену с тех пор, как закрыли город. Суконщица жила в нескольких ярдах от дома, но не покидала госпиталя. Люди могли заходить туда, но не выходить. Решив, что ей перестанут верить, если она не будет плечом к плечу трудиться с монахинями, целительница осталась. Да чего уж, зодчий полжизни провел без нее. Но от этого было не легче. Наоборот, в зрелые годы его тянуло к возлюбленной сильнее, чем в молодости.
Эм уже встала и чистила на кухне кроликов. Мостник съел кусок хлеба, выпил немного слабого пива и вышел из дома. Главную улицу острова уже запрудили телеги с продуктами. Олдермен и его помощники поговорили с каждым. Проще всего было с крестьянами, привозившими обычные продукты по согласованным ценам. Мастер направил их ко второму мосту разгружать товар возле запертых ворот и, когда селяне вернулись, расплатился. С теми, кто привез сезонные фрукты и овощи, он, прежде чем позволить разгрузку, обговорил цену. Некоторые товары глава гильдии заказывал заранее: шкуры для кожевников, камни для каменщиков, которые по приказу архиепископа Анри снова принялись за шпиль, серебро для ювелиров, железо, сталь, коноплю и дерево для городских мастерских, продолжавших работать, хоть их временно и отрезало от большинства покупателей. И наконец, случались единичные поставки, о которых Мерфину приходилось договариваться с городом. Сегодня, например, к одному из городских портных приехал продавец итальянской парчи, а кроме того, привели годовалого бычка на бойню и появился Дэви из Вигли.
Мостника приятно удивил парень, который купил семена марены и вырастил дорогостоящее сырье для красителя. Известие же о том, что Ральф пытался погубить посадки, он воспринял как должное. Граф Ширинг, как и большинство представителей знати, презирал все связанное с ремеслом и торговлей. Однако у Дэви была не только голова на плечах, но и воля; он устоял и даже заплатил мельнику за то, чтобы тот перетер корни в порошок.
— Когда мельник потом мыл жернова, его собака отпила немного воды, — рассказывал предприимчивый крестьянин, — и неделю после этого мочилась красным, так что краситель что надо!
Юноша привез ручную тележку, груженную старыми мешками для муки объемом в четыре галлона с драгоценным, как он уверял, красителем из марены — краппом. Мерфин велел Дэви захватить один мешок, подвел к воротам и позвал часового. Тот взобрался на стену с другой стороны и глянул вниз.
— Это мешок для Медж Ткачихи, — крикнул зодчий. — Проследи, чтобы она получила его в руки, хорошо?
— Конечно, олдермен.
Сельчане привычно несли на остров заболевших чумой родных. Большинство уже знали, что от напасти лекарства нет, и просто оставляли своих любимых умирать, но попадались и такие, кто этого либо не знал, либо надеялся на чудо. Больных клали у госпиталя, как мешки с продуктами у городских ворот. Монахини выходили по ночам, когда родственники уходили. Время от времени отдельные счастливчики выходили в добром здравии, но большинство выносили через задний ход и хоронили на новом кладбище недалеко от госпиталя.
В полдень архитектор пригласил Дэви на обед. За кроликом и молодыми бобами крестьянин признался, что влюблен в дочь старинной соперницы своей матери.
— Я не знаю, почему мама так ненавидит Аннет, но в любом случае все это в прошлом и не имеет ничего общего со мной и Амабел, — говорил юноша, возмущаясь неразумием родителей. Когда Мерфин сочувственно кивнул, Дэви спросил: — Вам тоже мешали родители?
Мостник подумал и кивнул:
— Да. Я хотел стать сквайром, потом рыцарем, сражаться за короля. И чуть не умер, когда меня отдали в подмастерья плотнику. Однако в моем случае все кончилось хорошо.
Дэви эта история не утешила.
После обеда ту часть моста, что стояла ближе к городу, перекрывали со стороны острова и отпирали городские ворота. Носильщики собирали товар и разносили по городу. Медж не прислала никакой весточки про краситель.
В этот день к Мерфину пожаловал еще один гость. Ближе к вечеру, когда продукты разобрали, появился Канон Клод. Анри Мон уже стал архиепископом Монмаутским, но его дворец в Ширинге все еще пустовал. Клод, мечтавший о сане епископа Ширингского, ездил в Лондон к сэру Грегори Лонгфелло и теперь возвращался в Монмаут, где пока продолжал работать с Анри.
— Королю нравится, что Филемон собирается обложить налогом клир, — рассказывал он за холодным кроликом и бокалом лучшего гасконского вина, имевшегося у олдермена. — А некоторым церковным иерархам приглянулась его проповедь, обличающая вскрытия, и мысль построить капеллу Марии. С другой стороны, Грегори не любит Филемона — говорит, ему нельзя доверять. В итоге король отсрочил выборы до возвращения монахов Кингсбриджа из обители Святого Иоанна.
— Полагаю, король не видит смысла в избрании епископа, пока свирепствует чума и город закрыт.
Клод кивнул.
— Кое-чего мне, правда, удалось добиться. Пустует место английского посла при папском дворе в Авиньоне. Я предложил Филемона. По-моему, Лонгфелло заинтересовался этим вариантом. По крайней мере не исключил его.
— Отлично!
При мысли о том, что Филемон может уехать так далеко, у Мерфина даже поднялось настроение. Как бы он хотел помочь Клоду, но олдермен уже написал Грегори письмо с просьбой поддержать гильдию; этим его возможности ограничивались.