Мир богов
Шрифт:
Золотой император тем временем перехватил смертельный заряд, предназначенный неловкому шолоицкуинтли и, положив ладонь на его плечо, ободряюще улыбнулся.
— Успокойся Кецалькоатль! — сказал он брату. — Звёздный Ветер не заслужил твою немилость; у каждого из нас бывают свои неудачные дни.
Провинившийся шолоицкуинтли с такой преданностью поглядел на Золотого императора, что Кецалькоатль вновь ощутил острый приступ ревности, но на его лице не дрогнул ни единый мускул. Огненная стража слушалась его, но и только. Любовь и преданность шолоицкуинтли, причём всех без исключения, принадлежали лишь Золотому императору, и как ни
С непроницаемым выражением на лице Кецалькоатль повесил лук на плечо и преклонил колени.
— Вы правы, ваше величество, я погорячился. Даю слово, впредь это не повторится.
— Забудь. Главное, на этот раз ты не подвёл меня и сделал всё как нужно, — бесстрастно проговорил Золотой император.
Когда он исчез, Кецалькоатль, скрипнул зубами. «Даже не смотрит, будто я ему пустое место. Проклятый могильщик! Сорвать бы с тебя золотую драконью маску и сказать всю правду!» — внутренне кипел прославленный бог краснокожих, шагая впереди отряда Огненной стражи.
Действительно, во время своего визита Золотой император ни разу не глянул на брата. Правда, тот ошибался, думая, что он ничего не знает.
Золотой император знал, что Кецалькоатль возненавидел его ещё в утробе матери. Ведь он унаследовал пророческий дар отца и уже тогда ему было ведомо, что мир мёртвых это его царство, а не брата. Желая избежать смерти, он сделал так, чтобы жребий пал не на него, а на Шолотля.
Их отец Мишкоатль[1]опечалился, но не раскрыл обман сына. Ведь он был богом судьбы и знал, что со временем каждому из его сыновей воздастся по заслугам. Шолотль создаст новый мир и назовёт его Фандорой,[2] где братья займут места, предназначенные им судьбой, Шолотль будет царствовать, а Кецалькоатль станет владыкой мира мёртвых.
Знал Золотой император и о том, что брат до сих пор страстно его ненавидит и желает занять его место. Знал, но мирился с амбициями Кецалькоатля. Ведь Шолотль, как никто другой, понимал, как трудно тому, кто привык к созиданию, наполненному светом и радостью, находиться в мире вечной тьмы, печали и тлена. Понимал и в тоже время не мог простить брату его предательство.
***
Больше всех исчезновение Ирины опечалило князя Фонга. Она действительно была для него как дочь. Ведь в порошке, что он дал Золотому императору, был не только его прах, но и прах Луань, его возлюбленной.
Феникс последовал за божеством солнца и спустился в потусторонний мир. Принесённая им гармония подарила надежду несчастным душам, томящимся в вечном заключении, и они, видя в его появлении благоприятный знак, воспрянули духом. А вот он был совсем не рад. Сколько феникс ни искал, он не нашёл среди душ ни Ирину, ни Луань.
Потерявший надежду на встречу с теми, кто был ему дорог, князь Фонг окончательно затосковал. После возвращения из мира мёртвых, он бесцельно побродил по улицам Золотого города, а затем направился к павильону Водяных цветов. Стоя в дверях, он с печалью глянул на место, где когда-то сидела девушка и закрыл глаза. «Прости, Луань, я не сумел сберечь ни тебя, ни ту, что был бы рад назвать нашей дочерью», — прошептал он вне себя от горя.
«Постой, Лин Гуан, она жива! — выкрикнул Золотой император, но было уже поздно. Феникс вспыхнул ярким пламенем и сгорел дотла. На том месте, где он стоял, осталось лишь золотое яйцо, замурованное в цельный чёрный алмаз.
__________________
[1]Истак
[2] Предчувствуя уход богов, пророки из смертных окрестили её Пандорой и ларцом с несчастьями.
Глава 22
ГЛАВА 22
Глава двадцать вторая
Очнулась я оттого, что умирала от жажды. «Пить!» — просипела я пересохшим горлом, и неведомый благодетель поднёс к моим губам стакан.
Разодрав неподъёмные веки, я встретилась взглядом с молодой чернокожей женщиной. На её пышных волосах красовалась медицинская шапочка. «How are you feeling?»[1] — приветливо спросила она. «Good», — услышала я себя и увидела капельницу, подвешенную на стойке кровати. Я скосила глаза и поняла, что не одна в палате. Более того, на соседней койке лежала Кэт. Видимо, медсестра заметила моё беспокойство. «You're lucky. You both survived, and you weren't even very badly hurt»[2], — сказала она.
Хвала хранителю! Всё же он успел отправить меня на Землю. Да, кажется, я знаю, почему мы в госпитале. Думаю, это тот самый неудачный отдых, который показала мне миссис Фьюстер. Нападение на отель, затем похищение террористами и наш с Кэт побег. Перед глазами встала картина её гибели. К счастью, Золотой император сдержал слово, и она осталась жива. У меня отлегло от сердца. Слава богу! Значит, Эдик с Тигрёнком тоже живы. Ну а Савенков точно был живой на момент нашего расставания.
Успокоенная, я смежила веки и отключилась. Поначалу мне снилась работа. Сплетни в учительской; безликая масса учеников, несущих привычную чушь; мои собственные пересказы материала, вызывающие зубодробительную скуку у меня самой. Какой уж там энтузиазм, когда в тысячный раз говоришь одно и то же.
Потом я увидела семь слоников, тех самых, что стояли у бабушки на буфете, и которых мне строго настрого было велено не трогать. Я и не трогала. Слоники затрубили и сами спрыгнули вниз. На самом большом из них сидел Шива и, улыбаясь, протягивал мне руку, но тут появился Лотико, в образе малинового медвежонка, и мы с ним закружились в танце — томительном и страстном.
Только бог любви склонился, чтобы поцеловать меня, как с яростным воплем к нам подлетел Алекс и вырвал Лотико из моих объятий. Растерянная, я смотрела на их буйный танец, полный угроз и… откровенных признаний в любви во взглядах и позах. Когда они в очередной раз застыли, зачарованно глядя друг друга, я не выдержала. Подскочив к парням, я попыталась встрять между ними, но Савенков отшвырнул меня и, обняв Лотико, приник к его губам. Нет, какой гад! Возмущённая до глубины души я была готова убить их обоих.
Обида была настолько сильна, что я плюхнулась на задницу и разревелась, причём ревела громко, во весь голос. На мой рёв прибежала миссис Вейс и взяла меня на руки. «Сирин, хватит капризничать, ты уже большая девочка. Фу, как неприлично! Ты такая сопливая, мне стыдно за тебя», — приговаривала она строгим тоном, попутно терзая мой нос кружевным платочком. Тут вошёл мистер Вейс, одетый как Золотой император, и брезгливо сморщился. «Ну-ка, дай её мне! Никто не должен знать, что эта мерзость наша дочь», — сказал он и, вырвав меня из рук миссис Вейс, швырнул прямиком в Тартар. Задыхаясь от ужаса, я всё падала и падала в разверзшуюся бездну.