Мир человека в слове Древней Руси
Шрифт:
Одновременно возникает настоятельная необходимость и в слове, которое могло бы обозначить власть над такой «землей». В XII в. волость и земля еще равноправны как обозначения области, одной и той же, родовой, хотя эти слова и пришли в язык из противоположных по смыслу именований. Власть, волость — право владения землей, а земля — то место, власть над которым имеет хозяйственный смысл. Объект владения и право лица сошлись в одном именовании, но усложнение социальной жизни настоятельно требовало различения этих явлений. К XIV в. положение изменилось: «волость» всегда меньше «земли» (Михайлов, 1904, с. 222). Первой ступенью образования средневековой цепи последовательного понижения в степенях и стало подобное «измельчение» волости, уже никогда не возвысившейся до пределов области. Разговорное русское слово не могло конкурировать со словом земля и тем более с торжественным словом область.
Самым древним словом, связанным с идеей владения и власти, было волость, или (в точной передаче произношения X в.) вол°сть, т. е. "владение", но
В 945 г., составляя договор с русичами, греки назвали в тексте несколько ограничений прав русских гостей в столице своей империи (русский летописец сообщает об этом в «Повести временных лет»): «Да не имать волости князь русский... да не имеют власти русь зимовать в устье Днпру... да не имать власти казнити... да не имють власти зимовати у святого Мамы [русская церковь на торгу в Константинополе]... да не имють волости купити паволокъ [шелковой ткани]» и т. д. (Лавр. лет., л. 11б—13), — во всех случаях употребления в тексте договора слова-варианты волость и власть многозначны, но ближе всего их значение к словам возможность, сила, право — право что-либо сделать, исполнить то, что договорный акт запрещает. Какая власть может быть у русского купца в византийской империи, какое владычество? Только возможность и право, которые на каждом шагу оспаривались; русичи не имеют возможности, права — не могут что-либо сделать своей властью. Другие места «Повести временных лет» свидетельствуют о столь же неопределенном значении слова власть. Обычно это сила или возможность действовать по праву рода, потому что исходное значение корня этого древнего слова — «наследование», «возможность» что-либо сделать, и при том по общему согласию. Такое конкретное и простое значение слова власть было свойственно ему еще и в X в.
В описании событий XI в, летописец уже колеблется: волость и власть, может быть, уже значат не одно и то же. Поскольку словом волость/власть характеризуют теперь не всякого представителя рода, равноправного со всеми остальными, а его главу, князя, текст можно понять и так, что речь идет уже о власти, понимаемой в современном смысле слова: «перея' [захватил] власть» один князь у другого, ибо он одновременно и «силой сильнее», и «власти лищил», и «земли присвоил». Еще не расчленены в сознании представления о власти, владении, земле и роде, слишком тесно обусловлены они родовыми отношениями, не раскладываются еще в точных понятиях, не имеют строго терминологического значения.
Еще во второй половине XI в. волость и власть совмещены в неопределенном значении "владение", так что в одном и том же сочетании свободно находим обе формы (в Лавр. лет.): «желая большее власти» (л. 68, 1073 г.) — «желая большее волости» (л. 68, 1078 г.). Однако в самом конце XI в. власть безусловно уже "власть (управление, господство)", а волость — "территория, подвластная князю"; об этом говорит сравнение таких примеров (Лавр. лет.): «А в чюжей волости не сди!» (л. 86, 1096 г.), «отидеть въ свою волость» (л. 87, 1097 г.), «переяти Василкову волость» (л. 89б, 1097 г.), «яко се есть волость брата моего» (л. 90б, 1097 г.) и т. д., но «прияти власть стола моего» (л. 72, 1093 г.), «хотя власти» (там же) и др.
Итак, в X в. слово волость/власть многозначно, оно означает возможность, силу или право на действие; в XI в. волость (и власть) — по преимуществу "владение" (земельная волость), например, в устойчивых и частых в летописях выражениях «[ушел] в свою волость» или «въ свою власть», «прия волость» или «прия власть». С конца XI в. это слитное понятие одновременно и власти, и владения, и владетеля раскладывается надвое, в соответствии с условиями и потребностями выражения феодальных отношений, и волость становится доменом, а власть — силой и правом владения им. В самом распределении вариантов содержится много интересного: конкретное (земельное владение) называется русским словом волость, абстрактное (сила и власть) — славянским власть. Новая форма власти приходит со стороны и освящена церковью, она и именуется высоким книжным словом власть.
Вместе с тем и для самой подвластной территории должен был сыскаться соответствующий термин; его нашли в старославянском слове область, известном уже по древнейшим переводам с греческого. В старославянских текстах слово область конкурировало еще со словами прдлы (для греческого enor'ia "граница" — то, что можно увидеть, обозреть) или власть (для греческого exus'ia "территория" и "могущество" одновременно, т. е. в таком же нерасчлененном единстве, как и славянское слово власть). Однако издавна многие греческие слова переводились только словом область, и смысл всех их заключался в обозначении территории, земли, места размещения, расположения и т. д. (ср. chra, h'edra, th'ema, peroch и др.). По-видимому, самым древним значением слова область и можно признать указание места расположения рода, но все-таки еще только рода. Власть, посторонняя роду, в IX в. еще не существовала, она была непонятна славянину в момент, когда осуществлялись эти переводы. Территория области определялась по границам размещения рода, т. е. имела свои естественные пределы. В древнеславянской Кормчей оба слова — власть и область — уже различаются, хотя в греческом оригинале этого текста "власть над областью" и "область" передаются одним и тем же словом. Стоит привести расхождения в списках Книги пророка Даниила: греческое en p'ase arche "во всей империи" (но также и "во всей власти, во всем могуществе" и т. д.) сначала перевели буквально «по всякой власти царствия моего», в восточноболгарской редакции уточнили — «въ всей земли», а в более поздних русских списках последовательно — «по всей области» (Евсеев, 1905, с. 102). Там, где в болгарской переделке «Пандектов» стоит слово область («не области нашея», «в область ту» и т. д.), в первоначальном русском переводе всегда находим власть (Пандекты, л. 199, 237б и др.). Любопытно употребление слова область в переводе «Книг законных» (XII в.). В первой части, переведенной на Руси, область соответствует греческому слову 'adeia "право; власть" (право власти; скорее право, чем власть): «Да не иметь области храмы рушити» (Кн. закон., с. 46) и др. Во второй части, которую переводили южные славяне, как и в «Пандектах», область соответствует слову despote'ia («приметь тя во область свою» — с. 79 и мн. др.), т. е. обозначает "господство". Для древнерусского языка характерно как бы конкретное значение слова: право на землю и есть земля; еще в самом начале XII в. игумен Даниил описывает святые места таким образом: «И та земля вся около дебри той нын зоветься Рама, и то есть область Вифлеемска» (Хож. игум. Даниил., с. 85), т. е., конечно, пределы земли, а не владение, и автору важно подчеркнуть именно это в своем описании.
Область и волость еще в начале XIII в. смешиваются в значениях; обычно в сообщениях о подвластном населении используются оба слова; ср.: в 1216 г. «[Ярослав] пошол бяше к брату Юрьеви с полки, скопив волость свою всю с новгородци и с новоторъжци» (Пов. Лип., с. 116, но тут же и в значении "территория": «а что зашол еси волости новгородскыи», — с. 116), но в 1237 г. «въ Владимери затворися сынъ его Всеволодъ съ материю и съ владыкою и съ братом и съ всею областию своею» (Пов. нашеств., с. 164). Современный переводчик передает слово волость как «подвластные», а слово область как «жители», но это неточно: в обоих случаях речь идет о подвластных князю людях, населявших его волости.
Пределы и область также долгое время совмещаются при выражении значения "вотчина": «в предлы резаньскыа во область благоврна князя Федора» (Пов. Никол. Зараз., с. 176; это, правда, список XVI в.); «жилъ Кирилъ н в коей веси области оноя, иже б въ прдлехъ ростовьскаго княжения, не зло близ града Ростова» (Жит. Сергия, с. 288). Пределы ограничивают область определенными границами, собственно и делают область «областью» (владением), но важно и то, что в конце XIV в. в понятие «области» не входит представление о ее населении, это слово стало только географическим термином, обозначающим пределы государственности.
В киевской же книжной традиции в XI в. была сделана попытка включить это слово в обиход, им заменяют ставшее слишком обычным слово волость. Слово область казалось удобнее, потому что исходное его значение было забыто (т. е. "то, что подвластно": об-власть), корень в обоих случаях один и тот же — влад-еть. Уже у Илариона упоминается область, а вслед за ним и во всех древних произведениях о Владимире, Борисе и Глебе; в них всегда говорится о том, что князь идет «в область, юже ему дана», «въ область свою», «из области своей пришли» и т. д. По смыслу это уже несомненно "волость", т. е. законченное представление о границах подвластных владений. Но поначалу, с включением книжного слова область в бытовой обиход, полностью утрачивается лишь различие между родом и народом, и родовые границы окончательно становятся границами территориальными. Область же в самом широком смысле — "то (а значит — и те), что подвластно"; подвластны и волость, и власть, и люди, на этой земле живущие, и многое другое; четкой разницы между местом и его «наполнением» еще нет. С конца XIV в. имели хождение обороты типа в Ростовьсти области (Жит. Леонт. Рост., л. 77б), область здесь — земля, называемая по расположению места (города), который является столицей области. Включение слова область в систему древнерусского языка раскололо прежний синкретизм значений слова власть и вызвало к жизни русскую форму волость. Распределение значений прежде синкретичного слова власть между словами волость и власть в точности соответствует одновременному раздвоению прежнего врагъ на ворогъ и врагъ, прежнего градъ на городъ и градъ и т. д. Была сделана даже попытка и книжное слово область представить в русской (полногласной) форме; оболость отмечено в «Житии Феодосия» и в Новгородской летописи под 1191 г. Но эта форма была излишней, поскольку понятие области однозначно, и она не закрепилась.
Своеобразно повело себя слово область в Новгороде: с XII в., начиная с мятежей 30-х годов, и до XIV в. область у новгородцев — "жители новгородских пределов", но не сама территория, на которой они живут, тем более — подвластная кому-либо. Ср. запись под 1134 г.: «иде Всволодъ на Суждаль ратью и вься новгородьская область» (Новг. лет., л. 15б); область в этом представлении — не «волость», а «власть», но власть в старом понимании: общая сила рода, все, кто может стать с оружием, то же, что древний славянский «полк». Кстати сказать, в некоторых текстах эпохи Батыева нашествия войска Батыя именовались татарской или злою областью, хотя как раз о территориальных границах их размещения нашим предкам не было известно; имелось в виду подвластное множество людей и народов, пришедших с Батыем на Русь. Из этого можно заключить, что еще в начале XIII в. развитие значений слова область определялось не только влиянием со стороны значений книжных слов, но и исконным смыслом славянских слов пълкъ, народъ или родъ.