Мир Гаора
Шрифт:
– Я должен это помнить, мой господин?
– Умён, - кивнул Венн.
– Что ж, гараж ты сам не откроешь, а другого входа не видел. А до посёлка в одиночку доберёшься?
– До лабиринта доеду, мой господин, - честно ответил Гаор.
Венн закрыл и сунул в карман книжку и улыбнулся.
– Лихо, а потом?
Гаор неопределённо пожал плечами.
– Доедешь, - кивнул Венн, - до самого дома, по памяти в руках. Я тебя не стал путать, мало ли что, вдруг понадобится. Неофициально "Ясные Зори", дом пять. А официально... на карте его всё равно
Такое доверие Гаору не понравилось, но он промолчал. А Венн, глядя на него смеющимися глазами, продолжал:
– А теперь я тебе ещё один адрес назову. Этот на карте есть. Седьмое шоссе, пятьдесят третья метка, посёлок "Весенний", дом сто сорок семь. Повтори.
– Седьмое шоссе, пятьдесят третья метка, посёлок "Весенний", дом сто сорок семь, мой господин.
– Правильно. Живёт там некий профессор, доктор истории, философии и так далее Варн Арм.
Венн сделал паузу. Гаор судорожно, из последних сил, прикусив изнутри губу, сдерживал крик. Варн Арм, профессор, это дядя Кервина, это к нему его тогда приглашал Кервин, обещая интересную беседу, чёрт, сволочь тихушная...
– Живёт он одиноко, - продолжал Венн, - с женой. Правда, он недавно опекунство оформил, у его племянника дети сиротами остались, бастарды, правда, но у профессора родовые чувства взыграли. Да и скоро, говорят, новые Законы Крови будут. Представляешь, бастардов с законными уравняют, - Венн засмеялся.
"Сволочь, гадина!
– мысленно кричал Гаор, - зачем ты мне это говоришь? Чтоб я понял, у кого дети Кервина? Зачем тебе, чтобы я это знал? Чтобы потом твои дружки, соратники дерьмовые, из меня это на допросах вынимали, для этого, да?"
– Представляешь, Рыжий?
На этот раз от него явно ждали ответа.
– Да, мой господин, - хрипло ответил Гаор.
– А значит, - тон Венна стал почти торжественным, - значит, никого, ни младшего сына, ни бастарда, ни дочь, ни за что, ни при каких обстоятельствах нельзя продать в рабство. Свободнорождённый может стать рабом только по приговору суда. Понимаешь, Рыжий? И никаких сорока пяти процентов с бастарда теперь не будет, и деления на нажитое и родовое, и всем сыновьям всё поровну, понимаешь? И наследник - старший по рождению, а от кого рождён неважно, раз отец признал, то всё. Ну, что ты молчишь, Рыжий?
– Меня это не касается, мой господин, - спокойным, даже скучающим тоном ответил Гаор.
– Да, - кивнул Венн, - закон обратной силы не имеет. А жаль, Рыжий, а? Этот бы закон да пять лет назад, чтоб его до двадцатого ноября приняли... что скажешь, Рыжий?
– Время необратимо, мой господин, - сказал Гаор.
Он уже совсем успокоился. Пусть, пусть сволочь дразнит его, лишь бы о Кервине забыл.
– А ты философ, - засмеялся Венн.
– Ну-ка, ещё что-нибудь.
Гаор пожал плечами.
– Клеймо не смывается, а ошейник не снимается, мой господин.
– Интересно, - кивнул Венн.
– И по сути верно, и по форме красиво. Ну, так вот тебе ещё фраза. В твою, - он засмеялся, - коллекцию. Кровь - не вода: огня
Гаор невольно вздрогнул: это он уже слышал, только не по-дуггурски, а по-нашенски, от бывальщицы, и тогда ещё и удивился, и восхитился точностью и глубиной, и долго думал, как это перевести, а оказывается... стоп, эта сволочь откуда это знает? Но спрашивать нельзя. И потому, что рабу спрашивать господина не положено, и потому, что спросить - это выдать себя, и всех тех, кто доверился ему, рассказывая старины и бывальщины.
Их глаза встретились. Венн смотрел на него так, будто требовал чего-то, но не слов, а... Гаор первым отвёл глаза.
– Ну что ж, - после паузы, показавшейся Гаору очень долгой и потому зловещей, сказал Венн, - время у нас ещё есть, и разговор, я надеюсь, не последний. А теперь за дело, Рыжий, поехали.
– Да, мой господин, - облегчённо выдохнул Гаор.
Эта игра в недомолвки и намёки сильно утомила его. И он с искренней, хотя и тщательно скрытой под маской безразличия, радостью занял место телохранителя за левым плечом Венна, вошёл, на ходу надевая куртку, в лифт, а в гараже раскрыл перед Венном дверцу машины и сел за руль.
– Отлично, - кивнул Венн, когда перед ними раздвинулись двери гаража.
– Вперёд Рыжий. Дорогу помнишь? На проспект Отцов-Основателей.
– Да, мой господин, на проспект Отцов-Основателей.
Как Гаор и предполагал, работа была как в первые месяцы у Фрегора. Он возил Венна на какие-то встречи. Но, в отличие от Фрегора, с собой его Венн не брал и никого в машину не подсаживал, а сам выходил, и Гаор даже не успевал заметить, в какую машину тот сел или в какую дверь вошёл. Венн вдруг просто исчезал, а потом так же неожиданно, как из-под земли, возникал.
А время шло, и, наконец, прозвучало неизбежное:
– В Дом-на-Холме.
– Да, мой господин, - ответил Гаор, бросая машину в левый разворот.
– В Дом-на-Холме.
Вот и всё. Он искоса посмотрел на часы. Без четверти двенадцать. На дорогу, если не нарушать правила, десять долей без мгновений, ну, ещё пять на внутренние коридоры, и... всё. Он же помнит, как он лежал на полу, и два тихушника договаривались над ним о его аренде. Срок истекает в двенадцать ноль-ноль. Вот и всё. Сено хвали в стогу, а хозяина, даже временного, в гробу.
Вот и Дом-на-Холме. Гаор привычно въехал в огромный, заставленный пустыми машинами гараж, и Венн указал ему на место. Другое. "Видно, у каждого тихушника, - догадался Гаор, - здесь своё". Идя за Венном к внутренним дверям, Гаор увидел знакомый лимузин. Значит, Фрегор уже здесь. Кто же его привёз? Механик? Или сам за руль сел? Ну, неважно. Открывается дверь номер три, через неё он и за Фрегором входил, а на допрос его через пятую вводили. Пустой, залитый белым светом коридор со светло-серыми глухими стенами, серая, заглушающая шаги дорожка под ногами, белые без номеров и табличек двери. Ну, как и везде. Свои и так всё знают, а чужих... чужих ведут в надетых на голову мешках. И никто не заблудится.