Мир иной

Стругацкие Аркадий и Борис

Майгин раздал землекопам порох и дробь; ламуты быстро собрали свои пожитки и покинули лагерь. Лишь один из них задержался и, оглядываясь по сторонам, дребезжащим козлиным голосом стал звать:

– Нэнэ! Нэнэ!

Но никто не откликался. Ламуты остановились поодаль и стали ждать товарища, а он все ходил вокруг палатки и звал:

– Нэнэ! Нэнэ!

Петя вышел из палатки.

– Вы кого зовете? – спросил он.

– Моя сына нэт. Нэнэ нэт, – сказал ламут.

– Ах, Нэнэ, ваш мальчик?

Петя принялся

искать вместе с ламутами.

– Куда же он девался? А может быть, он вперед убежал? Как вы думаете? Он у вас непоседа.

Кривоногий, косоглазый мальчуган, явившийся в лагерь вместе с отцом, принимал в работах самое деятельное участие: носил воду, варил чай и часто забавлял геологов потешными выходками.

Ламуты окликнули отца Нэнэ, и между ними завязался быстрый громкий разговор на родном языке. Очевидно, товарищам удалось убедить отца мальчика, что Нэнэ убежал вперед.

Скоро над лагерем медленно спустился темный и вместе с тем прозрачный полог летней ночи. Это была одна из тех благостных ночей, которые так часты на Дальнем Востоке. Воздух был чист и неподвижен, лишь изредка откуда-то издалека, от берега Тихого океана, как вздох спящего великана, долетал легкий соленый ветерок. Вдали в кустарнике часто и дробно перекликались звонкие пичужки-чечетки. Над палатками бесшумно вились тучки мошкары. Тишина мягко окутала маленький лагерь геологов… Внезапно из глубины палатки, маскировавшей вход в первую шахту, донеслись глухие крики:

– Стой! Мальчик! Постой! Куда ты?

Из палатки стремительно выскочил растрепанный грязный мальчишка-ламут, и вслед за ним, запыхавшись, вывалился Петя. Мальчик пробежал несколько шагов, но Петя догнал его, схватил за плечо и потащил к палатке Берсеньева.

Оба геолога, привлеченные шумом, вышли ему навстречу. Студент подвел к ним мальчика.

– Это Нэнэ, сын ламута Нукэ. Я нашел его у «окна» в старой шахте.

– Как он туда попал? – строго спросил Берсеньев.

Петя пожал плечами:

– Не знаю. Я только на минуту оставил вход в шахту открытым, он и прошмыгнул. Вхожу, вижу – сидит подле «окна», нос об «окно» приплющил и таращит глаза. Я его за руку схватил, а он от меня…

Майгин с досадой сплюнул:

– Анафема! Ну что теперь с ним делать?.. Уйдет в стойбище, разболтает. Мало того, что ламуты копать перестанут, еще и напакостить могут…

– Андрей, ну зачем вы его ругаете? Это очень хороший мальчик! – Голос Берсеньева звучал непривычно ласково. – Как тебя зовут? Нэнэ? А-а! Очень хорошо! Петя, да отпустите вы его руку, зачем вы его держите?

Петя удивленно поглядел на Берсеньева, затем на Майгина и отпустил маленького ламута. Тот потер руку и недоверчиво глянул на Берсеньева, дружески трепавшего его по плечу.

– Ты мне всегда нравился, Нэнэ, – продолжал берсеньев. – Хочешь я тебе сахару дам? Ты любишь сахар?.. Сахару не хочешь?

А что же ты хочешь?

– Отец иду… Яранга иду, – угрюмо сказал Нэнэ.

– Домой хочешь? Жалко. А я хотел тебя здесь оставить. У нас хорошо: сахар есть, мясо есть. А потом, – Берсеньев таинственно подмигнул ламутенку, – мы с тобой туда пойдем, – он кивнул в сторону шахты. – Там красивое стойбище есть. Ты видел?..

Глаза у мальчика загорелись. Он кивнул головой.

– Завтра пойдем туда. Хочешь?

– Хо… чешь… – решительно повторил Нэнэ.

– Ну, вот и отлично! Только ты домой не ходи. Уйдешь – не возьму с собой в красивое стойбище. Петя, – обратился Берсеньев к студенту, – поручаю вам это дитя натуры. Присматривайте за ним, а завтра утром, – перед тем как приступить к работе, еще раз сводите его в шахту, пусть полюбуется… Ну, Андрей, первый инцидент, кажется, улажен, – обратился Берсеньев к Майгину, когда Петя, дружески обняв маленького ламута за плечи, повел его в палатку. – Теперь он ни за какие коврижки не уйдет отсюда. Его голова еще не забита суевериями, а то, что он увидел там, внизу, видимо, пленило его на всю жизнь.

– Так же, как и меня, – задумчиво сказал Майгин.

– Да, так же, как и нас, – в тон ему сказал Берсеньев.

Маленький колдун

Рано утром друзья принялись за работу. Новый член экспедиции, маленький ламут Нэнэ, деятельно помогал им. Вместе с Петей он таскал в мешках породу и охотно поддерживал со студентом разговор при помощи нескольких исковерканных русских слов, которым он успел обучиться.

Когда за Нэнэ явился отец, мальчик наотрез отказался идти домой, и Майгин без труда уговорил ламута Нукэ оставить сына «погостить».

В полдень сделали перерыв на обед, во время которого Нэнэ, набив рот сахаром, потешал геологов своим рассказом о том, что он видел в шахте.

– Много… огонь! – говорил Нэнэ, причмокивал от двойного удовольствия – от сахара и от воспоминания о «красивом стойбище». – Огонь! Еще огонь! Еще огонь! – И мальчик поднял три пальца.

– Подсчет правильный, – комментировал Майгин. – Источников света ровно три.

– Много яранга… Кароши яранга. Я там иду?.. А? – спросил мальчик, вопросительно глядя на Берсеньева.

– Конечно, пойдешь. Я обещал, – с доброй усмешкой ответил Берсеньев. – Ну, друзья, обед кончен, приступим к работе…

Работа возобновилась. Через два часа лопата Майгина стукнулась обо что-то твердое. Звук удара был звонкий, словно железо стукнуло о железо, и все сейчас же остановились, повернувшись к Майгину. Майгин нагнулся, повозился у себя под ногами и вытащил серый круглый шар величиной с кулак.

– Что это? – спросил Берсеньев.

– Не знаю… Шар какой-то…

Майгин поднес к фонарю свою находку.