Мир «Искателя», 1998 № 03
Шрифт:
— Телеорман… — Князь поскреб бороду. И до него доходили зловещие слухи об этих дебрях, глухой окраине Озерного Края.
— Говорят, в горах Харвадских не все цисто — да мало ли какие слухи ходят? Не в одиночку пойдете, дружиной. Молитву за тебя богам вознесем, — успокоительно рассудил Сюзь.
Услышав о судьбе Даларна, он призадумался:
— Даларн, слышь, у Рароговых валов, на опольях своих коней выпасал. Да люди его многие с севера были. Оттого, увидя, цто на юг им ходу нет, пошли они воевать себе земли где-то на полноци… Да ушло то войско, и слуху о нем никакого не стало. Так и пропали…
Наутро
С приближением вечера, они пристали у приметного скалистого наволока, прикрывавшего их глыбами камня от полуночного ветра.
— Отсюда надо идти пешком, — сказал Кырныш, когда корабль вытянули на берег. Разбив лагерь для остающихся, они развели большой костер и предались долгожданному отдыху.
На следующее утро, оставив полдюжины человек караулить ладью, Бор и его люди, взвалив на плечи мешки с припасами, двинулись в глубь леса. Таинственно потрескивала кора вековых деревьев, и только иногда вдруг раздавался далекий стук дятла. Девятнадцать человек, считая Кырныша и Нюбюи, шли гуськом по звериной тропке уходившей в чащобы. Так двигались они целый день, преодолевая порой лесные буреломы и гари, иногда им попадались места, похожие на заросшие еще в старину вырубки.
Под сумерки они выбрались к журчащей лесной речке, на берегу ее раскинулась обширная поляна, оставшаяся от старинной запашки.
— Деревня! — вдруг воскликнул радостно кто-то из дружинников, заметив избушки на противоположном конце поляны. Но чем ближе подходили они к ним, тем беспокойнее становилось на душе: ни огонька, ни звука не было там. Наконец Кырныш остановился, содрогнувшись и резко выдохнув:
— Столпы!
И действительно, избушки были гораздо меньше, нежели представлялось издалека. Они стояли на четырех бревенчатых ножках и не имели даже волоковых оконец — был только темный проем входа, обращенный на закат. Целый век простояли в уединении эти домовины, приподнятые над землей от дикого зверя!
— Сто лет уж, наверное, как последний из них был поставлен, а и до них было много! — нарушил затянувшееся молчание Кырныш, показывая на темневшие то там, то здесь холмики сгнившей трухи. — Вон сколь мертвых упокоилось; долго жили тут люди…
— Но отчего столпы перестали ставить? — спросил вдруг Гунн. — Место забросили, или вовсе ушли отсюда?
— Интересно, ведь как раз сто лет назад появились ведьмы в Изкаре, — прикинул сроки Бор. И эта зловещая параллель не развеяла невольного трепета, который вселяло в душу каждого это место вечного упокоения.
— Лучше заночевать подалее отсюда! — заключил всеобщее мнение Гунн.
Проходя мимо заброшенных столпов, Бор заглянул в один из домиков, и в лучах низкого солнца увидел желтые кости, причем ему показалось, что у скелета недостает одной ноги. Заинтересовавшись, он посмотрел в другую избушку, в третью и отметил, что у скрючившихся там костяков также не хватает рук или ног.
— Что бы это могло значить? Впрочем, наверное, мелкий зверь все-таки добрался, или вороны растащили кости…
Под утро князь сквозь сон услышал слабый вскрик и шум, а когда он окончательно проснулся, то первое что увидел — уже угасающий в предрассветной дымке костер. Караульщиков не было видно. Он
— Вставайте! — поднял он всех на ноги приглушенной командой. В кустах нашелся еще один щит.
— Наши караульные исчезли, их похитили! — воскликнул он. — Но почему не тронули остальных?
— Наверное, они могли захватить лишь нескольких пленников, надеясь замести следы? — предположил Айсат.
— Так ищи их следы, зоркий Айсат! Отыщи их, меткий Кырныш! — в бессилии сжимал рукоять меча предводитель дингардцев. Во мгновение ока, бесшумно свернув свой стан, они бросились за следопытами, угадывавшими путь ночных похитителей по неведомым для непосвященных признакам.
Часа через два отряд вышел вдруг к широкой лесной прогалине. Посреди поляны виднелась изгородь, до половины скрывавшаяся в утреннем тумане. Тын этот, ограждавший, как видно, двор, имел весьма зловещий вид: в нем на высоких тычинах торчали человеческие черепа и истлевшие людские и звериные головы. За тыном темнела кровля каких-то хором.
— Здесь они! — уверенно сказал Кырныш.
— Что это?
— А, кощуний двор.
— Какой?
— Головы на тычинах видишь? Так кощуны, черные лесные волхвы, свои хоромы огораживают. Хозяин кощунит на болотах, со свартен темные дела творит… И челядь у него, поди, не пойми кто…
— Отчего же он двор тут свой поставил? Людей вроде, поблизости не видать…
— Оттого и поставил, что мило ему безлюдье… Нападем или добром будем просить вернуть наших?
— Пойдем ближе, там посмотрим. — Бор поправил меч и проверил, хорошо ли вынимается висящий за плечами тяжелый ржавый клинок, победитель ведьм, который он на этот раз взял с собою. Пригибаясь, он бесшумно побежал в тумане к зловещей ограде, остальные понеслись следом за ним.
Ничто не нарушало призрачную тишину утра. Внезапно, когда оставалось несколько шагов до подножия частокола, из земли поднялось перед ними темно-багровое, гудящее, клубящееся пламя, широким кольцом охватывавшее двор.
— Огненная крада! — Дружинники и проводник отпрянули назад. Только князь не растерялся ни на секунду. Выхватив у одного из своих бойцов копье — а дингардские копья имели древки толстые, как рогатины, — с разбегу ткнул его в землю, прыжком перелетел через пламя, опалившее подошвы сапог, и приземлился у самого тына. Затем он с размаху воткнул нож в дерево на уровне пояса. Вскочив ногой на рукоятку, рискуя упасть в густое пламя, опахивавшее жаром спину, пальцами уцепился за сучки и трещины палей и, вспрыгнув, повис на руках на краю частокола.
Подтянувшись, он выглянул из-за ограды. Во дворе несколько вооруженных слуг в одеждах из шкур наружу мехом и видом своим мало отличные от зверей, поспешно готовили несколько укрепленных на тыне самострелов. Они опешили, увидев над частоколом бороду и яростные глаза князя. Этого мгновения ему хватило, чтобы взобраться наверх и соскочить во двор с мечом в руках. Люди с темными сальными волосами до плеч, заросшие бородами до ушей, кинулись на него со всех сторон, замахиваясь топорами и рогатинами. Но несколькими молниеносными ударами своего блестящего лезвия озерный конунг заставил их всех с воем ретироваться.